Антимонопольная религия

В качестве примера могу привести реформу фармацевтического рынка в Грузии – в конце 2009 г. Правительство смогло преодолеть сопротивление отраслевых лоббистов и открыло рынок Грузии для всех лекарств, которые зарегистрированы и разрешены в развитых странах. Дополнительно были сняты ограничения для параллельного импорта. Результат – в течение года разнообразие лекарственных препаратов увеличилось вдвое, а цены снизились примерно на 20 %.

К. А. Бендукидзе,

председатель попечительского совета Свободного университета (Тбилиси), в 2004–2008 гг. министр экономического развития Грузии, государственный министр Грузии по координации реформ

Юлий Тай Предисловие

По мнению бывшего главы антимонопольной секции Американской ассоциации юристов Эдвина Рокфеллера, «быть некомпетентным антимонопольным юристом непросто». Эта область права столь мало предсказуема, что трудно винить адвоката в проигранном деле. В антимонопольном процессе «все имеет значение, но ничто не является решающим».

Это наблюдение, как и многие другие в книге Рокфеллера, в полной мере распространяется и на российское антимонопольное регулирование. Российское антимонопольное законодательство – особенно учитывая полную неопределенность его применения – приводит к поразительному уровню непредсказуемости как решений антимонопольного органа, так и судебных актов.

Невозможность точных прогнозов судьбы компаний, попавших в сферу интересов антимонопольного органа, и в России, и в США одна и та же – отсутствие внятной и объективированной доктрины.

1. Небоскреб на песке. Есть ли доктрина в антимонопольном праве?

Юридическая наука в силу своей гуманитарной и политико-правовой природы является весьма неточной. В справедливости этого тезиса легко убедиться, открыв учебник практически по любой юридической дисциплине советского периода и сравнив его положения с тем, что думает по тому же вопросу современная правовая наука. Тем не менее вряд ли возможно утверждать, что базовые принципы отраслей права (конституционное, гражданское, уголовное, административное и т. д.) будут отличаться как черное и белое.

В основе любой правовой дисциплины все-таки присутствует некая сущностная доктрина, которая практически при любом государственном устройстве и режиме не претерпевает изменений. Доктрина задает границы для дискреции законодателя и всех участвующих в правоприменении лиц, опираясь на апробированные столетиями, а порой и тысячелетиями принципы. Святость этих границ держится вовсе не на сакральных заклинаниях «так жили наши отцы и деды, так будем жить и мы», а на вполне рациональном понимании тысячекратных подтверждений на практике логичности и справедливости установленных правил и норм.

Постоянная верификация, в том числе и судебная, позволяет не отходить от установленных правовых традиций до тех пор, пока новые факты не создают необходимости вносить в них поправки в существующую. Таким образом, можно говорить о наличии двух ареалов права: первый – жесткий круг (доктрина, базовые принципы и правила) и второй – динамичный (воля законодателя). Пределы второго круга очевидно подвижны, но при нормальном положении вещей не могут преодолеть границ первого.

Известно, что государственная власть, обладающая в соответствии с основными принципами кратологии широкими возможностями влияния на законодательный процесс, предпочитает догматичность, неопровержимость, априорность при восприятии нормативного материала. В то же время представители власти понимают, что чем более гибки и неконкретны основания какой-либо отрасли права, тем проще без достаточных оснований, в угоду сиюминутным желаниям государства, изменить ее принципы, и уж тем более нормативное регулирование и судебное толкование.

Для действующих правителей простота перемен – безусловное благо, но для частных лиц любые изменения в их правах и обязанностях должны быть справедливы, понятны и объяснимы. Чем более рациональны, логичны и последовательны базовые принципы отрасли права, тем легче заметить нарушение пускай нематериальных, но вполне отчетливых границ; чем больше неопределенности заложено в доктрине, тем проще государству выдавать произвол за дискрецию.