Антинародная мудрость

Сначала, как водится, клюнул бычок. Я долго смотрел на него в раздумье: с одной стороны, маловат больно, а с другой – не возвращаться же мне с пустой корзиной. Все-таки бросил его назад в речку, несерьезно это как-то. Для объяснения всего, что происходило дальше, у меня возникла следующая, может быть, недостаточно правдоподобная версия: этот, только что амнистированный бычок, собрал всех своих собратьев в кучку и рассказал им, что там, на берегу, сидит какой-то сдвинутый рыбак-альтруист, который дает рыбам беспрепятственно съесть наживку, а затем отпускает их обратно в реку. Или эти рыбы просто изголодались по общению с людьми?

В общем, рыба клевала без остановки. Прокручивая в памяти события следующего часа, я задним умом с обнаружил, что пару раз даже забывал нацепить наживку. Но рыбу это не останавливало! Правду сказал дед Игнат, рыба – не дура, она на крючок клюет!

Никогда еще рыбная ловля не казалась мне таким простым, но увлекательным занятием. В моей корзине трепыхалась рыба всех сортов и размеров. Здесь были окуни, караси, голавли, небольшой сомик (странно, всегда думал, что сомы живут на большой глубине; и чего этот забрел на мелководье?), две щуки, осетр, несколько лососей, большая камбала… Постойте, постойте… А откуда здесь камбала? Приползла против течения от самого Каспийского моря? Впрочем, мне-то какая разница? Главное, моя корзинка уже полна, и я могу с триумфом возвращаться домой. То-то дед Игнат с женой обрадуются!

Вот выужу еще одну, самую последнюю рыбку и…

Следующим оказался уже известный мне бычок, и это был явный рецидив! Что ж, сам виноват! Второй раз так легко не отделаешься. Ну-ка, отправляйся к своим…

– А ну, положь, откуда взял!

Это сказал бычок.

В сознании проносятся одновременно три мысли.

Первая: рыбы говорить не могут!

Вторая: здешние рыбы могут все!

Третья: да, но почему с вологодским акцентом?

– Че уставился? А ну, отпусти!

Да уж, на этом астероиде не только люди плохо воспитаны!

Рука разжалась сама. Бычок канул в пучину.

Его появление словно послужило сигналом для всех остальных рыб.

– Свободу! Свободу! – донеслось рыбье многоголосье из корзины.

Их выпученные глаза с укором смотрели на меня сквозь прутья. Десятки тел трепыхались в унисон, отчего корзина принялась раскачиваться из стороны в сторону.

– Рыба имеет право на нерест! – крикнула камбала.

И это меня добило. В сознании что-то явственно сместилось. Абсолютная апатия овладела мной. Стараясь не смотреть рыбам в глаза, я перевернул корзину над водой.

Весь обратный путь я проделал глядя себе под ноги. Не смотрел по сторонам и ни с кем не пытался разговаривать.

Все остальные мои воспоминания того дня расплывчаты и туманны. Я плохо соображал и хотел бы соображать еще хуже. Я старался ничего не замечать, а если и замечу – не принимать близко к сердцу.

У входа во двор меня встречал дед Игнат. Он сидел на лавке у плетня, терзая в руках гармонь, и пел громким фальшивым голосом:

– Вот хтой-то с гоорачкии спустился.

Наверна, миилый наш идет.

На ём защиитная скафандра,

Ох, скоро оон с ума сойдет!

На какое-то мгновение мне показалось, что дед Игнат не отбрасывает тени. А потом солнце зашло за тучу, и я уже не мог проверить свое предположение. Впрочем, даже если бы оно подтвердилось, мне было уже все равно.

И тут пошел дождь.

Пока мы бежали к дому, я обратил-таки внимание на стройные ряды георгинов, растущих на грядке, которую только вчера вечером засеивал дед Игнат. Георгины цвели. Во-первых, не слишком ли быстро они выросли? А во-вторых, но ведь дед Игнат сказал, что сажает морковь!

На мой недоуменный вопрос дед ответил исчерпывающе:

– Это еще по-божески! Вот на той неделе, помню, сажал я свеклу. Так вырос вообще бамбук!

Я сел в уголок и уставился в одну точку. Никак не реагировал на попытки кота Матвея поиграть со мной, не отвечал на вопросы хозяев. В конце концов они оставили меня в покое.

Хозяевам вообще было не до меня. Они священнодействовали у печи, заглядывали в какие-то древние книги, переговаривались друг с другом шепотом, отмеряли что-то ложками и стаканами. Можно было предположить, что на ужин у нас будет нечто совершенно фантастическое.

Некоторое время спустя на стол с таинственным видом подали блюдо с каким-то корнеплодом, приготовленным на пару. И было бы из-за чего священнодействовать!

Я не доел свою порцию и молча полез на печь.

Ничего, сейчас отдохну, а вот завтра с утра – быстро во всем разберусь.

Утром голова будет посветлей…

Наутро голова моя была еще темнее!

Проснулся я как обычно: с ощущением легкой тяжести в затылке и бластером в левой руке.

Во сне я его, что ли, выхватываю?

Пока я тупо смотрел: сперва на валенок, потом на счастливую морду Матвея, смутное ощущение дежа вю не покидало меня. Затем к «уже виденному» добавилось «уже слышанное».

– Опять озорничаешь? – раздался с лавки грозный окрик деда Игната. Грозил дед, не открывая глаз. – Смотри, вот возьму веник!..

Несмотря на явную угрозу в голосе, думаю, даже Матвею было очевидно, что деду совершенно не хочется брать в руки веник.