Антинюрнберг. Неосужденные...

И, во-вторых — правительства западных держав понимали, что война "за единую и неделимую Чехословакию" ни в коем случае не будет иметь поддержки у общественного мнения их стран (и уж тем более — за океаном). Следовательно, никакой возможности превратить эту войну в "Крестовый поход на Берлин — во имя демократии и прав человека" не будет — а тогда зачем затевать кровопролитье?

Чехи, вопреки всем утверждениям послевоенной пропаганды, отнюдь не показали Западу по-настоящему яростного желания отстаивать свои алтари и очаги — более того: ни Париж, ни Лондон не были уверены в стойкости и храбрости чешских вождей, которые во время любой мало-мальски серьезной заварухи старались уклониться от решительных действий. Тем более — 90 % немцев Судет поддерживали требования Генлейна (вопреки, опять же, послевоенному вранью победителей о том, что Отечественный фронт судетских немцев был маргинальной малочисленной группкой проплаченных Берлином провокаторов); в подобной обстановке требования сохранения "территориальной целостности Чехословакии" звучали не более, как насмешка над здравым смыслом…

* * *

Но Франция и Англия (вернее вненациональная финансовая олигархия, жаждущая уничтожения Германии) очень скоро получили великолепный козырь в своей антинацистской борьбе — 15 марта 1939 г. немцы, разорвав Мюнхенские соглашения, оккупировали территорию Чехии, превратив ее в "протекторат Богемии и Моравии".

Как говорил Талейран, "ЭТО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПРЕСТУПЛЕНИЕ — ЭТО ОШИБКА".

И неважно, что немцы довольно искусно разыграли эту партию, использовав для нее словацких «народников», адмирала Хорти и придав своей оккупации вид добровольной просьбы руководителей Чехословакии о принятии их страны "под руку Берлина". Как сказал президент Чехословакии Эмиль Гаха:

"…Наша обязанность — принять случившееся с мужественным спокойствием, но и с осознанием серьезной задачи: сделать все, чтобы сохранить для наишх будущих поколений то, что осталось нам от нашего, может быть, слишком богатого наследия… Наблюдая за тем, что приближается, я решился, с согласия правительства, в последний момент попросить о встрече рейхсканщера Адольфа Гитлера… После длительного разговора с рейхсканцлером, после анализа ситуации я принял решение — объявить, что предаю судьбу чешского народа и государства с полным доверием в руки вождя немецкого народа".

Важно, что с этого момента у вненациональной финансовой олигархии в руках оказались такие козыри, с которыми она могла переиграть Гитлера, навязав ему СВОЙ алгоритм игры.

Начиная с середины марта 1939 г., вся пресса, находившаяся в руках врагов немецкого национал-социализма, стала по всему миру воем выть о "врожденной агрессивности" национал-социалистической Германии, о том, что "Гитлеру нельзя верить!", о том, что "нацизм — это война" — и еще миллион подобных лозунгов.

И доктору Геббельсу, несмотря на все его хитроумие и ловкость, нечем было крыть — мир увидел, что Германия расчленила и оккупировала суверенное государство, наплевав на все предыдущие договоренности, касающиеся его судьбы.

И неважно, что этот «обрубок» прежней Чехословакии (как известно, сойм Подкарпатской Руси 15 марта 1939 г. провозгласил государственную независимость этой территории, а за день до этого свою независимость провозгласила Словакия) был абсолютно нежизнеспособным образованием — важно было лишь то, что он был лишен независимости Германией.

Надо сказать, что в этот же день, 15 марта 1939 г., выступая в палате общин, премьер-министр Англии Чемберлен, многократно прокляв Гитлера, все же считает нужным заявить, что с фактической стороны дела немецкая оккупация — вполне логичный шаг.

"Отныне Британское правительство больше не связано данным им Чехословакии обязательством, ибо государство, границы которого мы намеревались гарантировать, развалилось изнутри и, таким образом, нашло свой конец".

Тем временем антинацистская истерика в «свободной» английской прессе очень быстро набрала обороты. Отныне главным тезисом пропаганды стало: "Гитлеру нельзя верить!"

Этот же лозунг — "Гитлеру нельзя верить!" — взяла на вооружение та часть польского истеблишмента, что кормилась с рук своих западных Хозяев, и именно благодаря этому тезису, повторенному миллион раз в тысячах вариаций, польская печать (принадлежащая известно кому) возвела антинемецкую истерику в ранг общенациональной идеи.

Поляки повели себя по отношению к Берлину крайне презрительно и надменно — с ходу отвергнув все предложения Риббентропа о коррекции границ. Польша начала готовиться к войне — и уже 23 марта ее Генеральный штаб начал подготовку к развертыванию шести армий на польско-немецкой границе. Хозяева Польши могли удовлетворенно кивнуть головой — Варшава делала все необходимое для того, чтобы костер немецко-польских противоречий разгорался как можно ярче.