— Всё закономерно, Генри. К сожалению, достойного противовеса в мире, после развала СССР, для нас не оказалось. А я ещё захватил те времена, когда чуть ли не в каждом дворе более менее состоятельных американцев были оборудованы бункера на случай войны с русскими. Скажу откровенно, русских во времена холодной войны, да и сейчас тоже, мало кто уважал, а вот бояться боялись. И мы не метались по всему миру, сея хаос и разруху. Впрочем, Россия встала с колен после нокаутирующего удара и по-прежнему является единственной страной, которая может достойно огрызнуться. Америка, да, да, вся наша нация, развращена избыточной силой. К нам льнут сателлиты, которые отшатнулись от России и которые с такой же лёгкостью предадут и нас, как только зашатаемся мы. Самоубийство нашей нации началось ещё со времён Кеннеди и Никсона. Мы ввязывались во всё новые и новые войны, истощая свои ресурсы и залезая в долги. Мы ведь должны всему миру, Генри. Это позор!
Он ещё долго о чём-то говорил, а Генри, задремав, снова видел в дрёме, качающуюся на качелях Мариэтту, резвящихся на лужайке детей. Он не любил политику и политиков. Голосовал он лишь однажды, после своего совершеннолетия. Больше к избирательным урнам он не подходил. Наука, только она влекла его как магнитом и лишь на время отпускала, чтобы он мог поцеловать жену и своих неизвестно каким образом народившихся детей. Он сконструировал вокруг себя и семьи плотный непробиваемый кокон… И вот теперь этот кокон жестоко, как ржавую консервную банку порвали…
В этот момент до его сознания дошли последние слова Янга.
— Генри, вы не догадываетесь, что задумали эти люди?
— Не имею ни малейшего понятия. Моут говорил, что-то о Ное, о спасении человечества. Только вот причём здесь ваши миниреакторы и мои резонаторы?
— Действительно, причём? У меня иногда возникает мысль, что мы попали в руки суицидально озабоченных параноиков. Впрочем, — Янг махнул рукой в сторону дальней комнаты, — если мы дождёмся заселения туда нового постояльца, многое может проясниться. Знаете ли, через две точки можно провести только одну прямую линию. А три точки дают многовариантность…
Когда они на третий день совместной работы вернулись в сопровождении Милвза в свой номер, их ждал сюрприз. В дальней комнате растянувшись во весь свой громадный рост, спал крепкий, широкоплечий мужчина. Его руки и лицо имели свежие следы ссадин и кровоподтеков. Похоже, крепыш дал достойный бой своим захватчикам. Присмотревшись, Генри заметил наручник, надетый на запястье бедолаги. Было уже поздно, и они не стали будить коллегу по несчастью.
Утром в их номер вошли трое: Милвз и два гориллообразных амбала с почти полным отсутствием просвета, называемого лбом, но руки которых, представляли сплошные бугры из мышц. Стив мельком посмотрел в сторону Янга отдыхавшего в ближней комнате, затем также мимоходом убедился в горизонтальном положении Пфаффа и шагнул в дальнюю комнату. Дверные полотнища во всех комнатах номера, кроме ванной и туалета были сняты заранее, и Генри, лишь чуть подавшись вперёд видел и слышал, что творилось у соседа. Стив Милвз широко расставив ноги, стоял перед небольшим пристенным столиком и перетряхивал содержимое дорожной сумки нового узника. Какое-то время он вертел в руках небольшой пластмассовый предмет.
— Додж, дружище, что это такое?
Человек навзничь лежавший на кровати даже не повернул голову в его сторону. Стив хищно ощерился и что-то буркнул своим головорезам. Тотчас же на упрямца посыпался град ударов. И хоть часть ударов Доджу удалось как-то отбить или погасить, ему всё равно здорово досталось. Милвз коротко свистнул и амбалы словно дрессированные мастиффы тотчас же отступили в сторону.
— Повторяю вопрос, что это?
— Это ингалятор, урод.
Стив отставил прибор в сторону и хмыкнул.
— Так ты ещё и астматик? Разве эта болезнь не мешает тебе заниматься исследованием пещер?
Спелеолог вытер запястьем свободной руки сукровицу с разбитого носа и ненавидяще уставился на Милвза.
— Наоборот, я лечусь в них.
Стив довершил осмотр вещей Доджа. Небольшой складной нож, узкий длинный фонарик, зажигалку, катушку с толстой нитью и прочую мелочь он сгрёб обратно в сумку и тут же сунул её одному из амбалов.
— Ингалятор я оставлю, а вот остальное выдам, как говорится на выходе из заведения, — на лице Милвза появилась кривая ухмылка, — вы все теперь находитесь на полном обеспечении корпорации. И вот ещё что, здоровячек, я сейчас сниму с тебя наручники, но если ты снова начнёшь выступать, твоя больная мамочка в один прекрасный день получит фотографию истерзанного тела своего обожаемого и единственного сыночка. Так как, мы будем паиньками?