Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность

Таким образом, вопреки тем действиям, которые исходили от русского правительства и которые подчас набрасывали тень и на его представителя, Кантемир умел своею личностью, безупречной, чистой, светлой, во всех важных случаях ограждать интересы России. Так, например, было с пресловутым делом об убийстве майора Синклера, ехавшего из Турции в Швецию с депешами, касавшимися союза между этими двумя государствами. Русское правительство было заинтересовано в том, чтобы ознакомиться с этими бумагами, и поручило двум офицерам отобрать их у шведского майора, а его самого убить. Это и было исполнено по приказанию Миниха, действовавшего, в свою очередь, по инструкции Остермана, капитаном и поручиком русской службы Кутлером и Левицким. Они настигли майора Синклера, умертвили его, отобрали у него упомянутые документы, а затем сами были доставлены сперва в Шлиссельбург, а потом в Тобольск, где их держали в строжайшей тайне; но через четыре года они уже были произведены в высшие чины с переиначенными фамилиями: Туркеля и Ликевича. Понятно, что этот инцидент с майором Синклером наделал в Европе страшный шум, и легко представить себе ложное положение, в котором очутился Кантемир, конечно до глубины души гнушавшийся этим вопиющим насилием. Только благодаря доверию, которое питали к его честности, он мог убедить и правительства, и общество, что во всем этом деле личность императрицы ни при чем, что оно совершено без ее ведома.

В такое же затруднительное положение его ставили постоянные требования о преследовании или наказании того или другого иностранного писателя или редактора. Временщики, находившиеся у власти, всячески оберегали свою репутацию за границей, не стесняясь позорить себя в самой России. Как только кто-нибудь за границей указывал в печати на их прегрешения, они тотчас же обращались к представителю России, настойчиво требуя конфискации данной книги или брошюры, запрещения газеты или наказания редактора. С такими требованиями то и дело обращались к Кантемиру и Бирон, и Остерман, и Миних, и другие временщики. Сколько ни доказывал Кантемир, что эти требования ни к чему привести не могут, «потому что здешний народ волен и убеждается более о том говорить, что говорить запрещено», ему приказывали разыскивать авторов неблагоприятных для временщиков печатных произведений и требовать от правительства их обуздания. И в этом отношении положение Кантемира было весьма затруднительным. Он советовал делать «потребные» опровержения, признавая их до известной степени даже необходимыми, потому что при неблагоприятном мнении иностранцев о России «трудно будет вызывать мастеровых людей в службу»; но временщики не столько заботились об этом, сколько добивались полного молчания относительно своей неприглядной деятельности. Опровергать многое было трудно, потому что оно соответствовало истине, легче было требовать, чтобы данная «книга яко пасквиль надлежащим образом и под жестоким наказанием конфискована и запрещена была». Такое требование было, например, высказано относительно известных «Lettres moscovites» Локателли, вызвавших такое неудовольствие в Петербурге, что даже еще два года спустя после их обнародования от Кантемира требовали, чтобы он добился наказания автора. Какие доводы он ни представлял о невозможности добиться законным путем наказания, ему не верили и продолжали настаивать на своем требовании. Выведенный из терпения Кантемир наконец обратился к императрице со следующим оригинальным предложением: «Никогда через суд в подобных делах сатисфакцию получить не можно. Потому к наказанию его, Локателли, один способ остается, чтоб своевольным судом через тайно посланных гораздо побить, и буде Ваше императорское величество тот способ апробовать изволит, то я оный в действо произведу». Само собою разумеется, что императрица не могла «апробовать» ни официально, ни конфиденциально подобного «своевольного суда», и, таким образом, дело наконец кануло в Лету.