Антипиранья

Дениса проводили по коридору в соседний бокс. Лаборатория представляла из себя круглое помещение, забитое блоками аппаратуры и шкафами с пухлыми папками и книгами. В центре стояла тумба, смахивающая на современный томограф, с туннелем сканера для запихивания пациента и последующего просвечивания его мозгов. Рядом стоял стол. Возле окна находилась заправленная по-армейски, с отвернутой белой простыней, пластиковая кровать с подведенными к ней цветными проводами. Иван Степанович по-хозяйски плюхнулся на стул и вытянул ноги. Рядом суетились несколько его ассистентов и других сотрудников, по всей вероятности статусом пониже. Дениса удивило то, что в дверях застыли два охранника в черной униформе и с резиновыми палками на поясе. Комплекцией и красными суровыми физиономиями они напоминали санитаров из дурдома.

– Отныне и до окончания работ вы будете находиться только здесь, – начал Иван Степанович. – Вы здесь будете жить, спать, есть. Все только здесь. Никаких контактов с внешним миром.

– И как долго все это будет длиться? – поинтересовался Денис.

– Вы опять задаете ненужные и глупые вопросы. Если вас это успокоит, то скажу, что свою часть работы вы уже начали. Сегодня вас кормить не будут. Таково требование эксперимента. Вечером мы попробуем провести ваше первое погружение. Затем вы будете спать с контакторами на голове и теле.

– Я на голодный желудок не усну, – попытался пошутить Денис.

Иван Степанович недовольно скривился:

– Не думаю, что после погружения в анабиоз вы сможете что-то есть. Экспериментальных обезьян выворачивало наизнанку. Сейчас вы подпишете еще кое-какие бумаги и будем вас готовить.

– С чесноком или перцем? – промямлил Денис, скорее в жалкой попытке приободрить себя, чем выдать очередную шутку.

– Вы должны будете постоянно прислушиваться к самому себе и вашим чувствам. К этому придется привыкнуть. Обо всех изменениях в организме, необычных ощущениях вы должны сразу докладывать мне. Если меня не будет рядом, а вы решите, что вам есть что сказать, звоните в любое время. Моя визитка на столе, а телефон висит у вашей кровати. Еще вот что. – Иван Степанович изобразил саркастическую улыбку. – Не пытайтесь выкинуть какую-нибудь глупость вроде побега. Заглянув в эту лабораторию, вы уже стали носителем секретной информации. С той стороны, в коридоре, всегда будет находиться охрана. Этаж у нас хоть и невысокий, но окна прочные, из специального стекла. Увы, такова доля научного испытателя. Решение принимается один раз, и передумать невозможно. И вы свое решение уже приняли. А сейчас наши специалисты начнут готовить вас к первому эксперименту.

Вся подготовка свелась к тому, что Денису сделали рентген всего тела, сбрили кое-где на груди волосы для присоединения контактов, снимающих показания, сняли ЭКГ и выкачали для анализов столько крови, что пробирки с ней выстроились в длинный ряд. Иван Степанович лишь наблюдал за этим со стороны, ударял желтым теннисным мячом об пол и недовольно бросал замечания своим ассистентам. Наконец он соизволил встать и, склонившись, впервые, как показалось Денису, по-доброму улыбнулся:

– Сейчас ничего не бойся. Расслабься и попытайся помочь наркозу быстрее тебя усыпить. Чем слабее доза, тем меньше неприятный осадок. Если тебе будет что-то сниться – постарайся запомнить.

Если это назвать сном, то Денису снились кошмары. А если попытаться охарактеризовать данное состояние более точно и называть вещи своими именами, то это было больше похоже на ощущение прокатившегося по телу дорожного катка или неосторожную пробу средневековой дыбы. Денис чувствовал, как некая сила выворачивает его суставы, но ничего не мог с этим поделать. Тело будто отключилось, но сознание жило своей жизнью. Оно разрывалось от понимания боли, но тело молчало. Будто со стороны Денис видел, как его руки и ноги дергаются в конвульсиях, но боли не чувствовал. Вначале ощущения были очень острыми, затем они притупились, затуманились, и он провалился в пропасть, кипящую расплавленной лавой. Как и когда его извлекли из шахты и как перекладывали на кровать, он не помнил. Очнувшись, он первым делом почувствовал сильное головокружение, а рот наполнила горькая желчь. Тело едва слушалось, обессиленное и выжатое, как пересохший сухофрукт. Голова была опутана проводами. Их пестрые ленты лежали на лице и тянулись под кровать.