Антипитерская проза

— Жаль, что в то время чудесное ни вам и ни мне уж не жить.

— Рано хороните, Петр Петрович. Знаем, знаем, как вы плохо играете в шашки, — засмеялся зардевшийся и довольный своими словами молодой Болотин.

Лицо Куракина от прекрасного коньяка тоже налилось здоровой красной краской. Кажется, даже его темно-русая борода сначала порыжела, а к концу разговора и вовсе запунцовела и выглядела издалека эдаким элементом перформенса. Куракин искренне радовался тому, что молодой Болотин на поверку оказался не только неопытным и непроницательным человеком, но еще и плохо осведомленным и весьма неумным.

«И это новые управленцы Питера!» — чуть не подавился ликующий Куракин и поспешно сглотнул нежно обжигающую влагу.

— Вы, я смотрю, Михал Михалыч, любитель ценных пород дерева и все больше темных, красных оттенков. А у нас, как вам известно, предпочитают все больше светлые тона — дуб, карельскую березу.

— Вы же понимаете, Петр Петрович, — снисходительно развел полнеющими руками молодой Болотин. — Светлое, темное — это лишь вопрос времени.

— Не могу не спросить, Михал Михалыч, вы уж извините, в шкафу у вас настоящие книги или муляжи? Больно уж корешки подобраны один к одному.

Молодой Болотин брезгливо пожал плечами в красивом, добротном пиджаке (полосочки пиджака наползли друг на друга): мол, как вы можете сомневаться, что здесь все более чем подлинное.

Прощаясь, Куракин не мог удержаться, чтобы не заметить:

— А бородка-то вам очень к лицу, Михал Михалыч. Опять же преемственность.

Куракин дружелюбно засмеялся, и стеснительно ему в ответ улыбнулся молодой Болотин. Куракина веселило, что молодой Болотин, человек далеко не стеснительный, вдруг стеснялся замечаний о собственной внешности.

Покинув особняк молодого Болотина, Куракин столкнулся со старым Болотиным. Тот, в отличие от своего сына, заключил Куракина в радушные объятия, благодаря чему Петр Петрович мгновенно пропах серным запахом недорогого одеколона и энергичной старости.

— Рад, рад вас видеть здесь, Петр Петрович. Это вы правильно сделали, что приехали поделиться опытом с молодежью. Мишка вас очень уважает, — громко по своей привычке разговаривал патриарх Болотин. — Ему нужна ваша поддержка.

— Знаем, знаем, — смеялся Куракин, радующийся душевности старого Болотина. — Может быть, пообедаем, Михал Аркадьич?

— Да мне ведь нельзя. Я ведь опять на диете второй день. Мои за этим следят. Как-нибудь в другой раз, Петр Петрович... Да, Петр Петрович, Гайдебуров-то так ведь мне ничего и не отдал. Вы бы его пожурили по-родственному.

— Мерзавец Ленька! — праведно воскликнул Куракин. — Если бы я знал, где он прячется.

— Не в деньгах дело — в приличиях. Пожурили бы по-родственному зайчика.

Куракин развел руками, копируя это вальяжное движение с молодого Болотина. Петр Петрович подумал: «Нет, пошли на фиг. У нас двоюродный брат не отвечает за двоюродного брата».

— Слышал, вы теперь в Москву, Петр Петрович? — спросил старик Болотин, которого молодило то, что он был простоволосый, седой, без головного убора.

— Поступают различные предложения, — с уклончивой важностью ответил Куракин. — Рассматриваем.

— Ну, до скорого свидания, Петр Петрович, — прощался торопливый старик Болотин, проходя мимо двери, придерживаемой охранником.

— Вы там смотрите с Иветтой не столкнитесь, Михал Аркадьич! До свидания! Целую в зад!

Перед тем как побывать на торжестве с участием президента, Петр Петрович Куракин решил все-таки по-человечески перекусить. Он заехал в ресторан с двумя претенциозно петербургскими львами у портала и наконец заказал на полную катушку: триста граммов клюквенной водки «Финляндия», боржоми, кровяной суп из свинины, ростбиф, жаренный в печи, с разварным картофелем, с солеными огурцами, и блинчиков пшеничных с икоркой. Блюда подавали большие, для взрослого мужчины.

Куракин ел ожесточенно и думал о том, что человек его типа отличается от молодых болотиных тем, что знает наверняка, без иллюзий, что будет с Россией, какие люди и как будут жить в России в ближайшее время и кто будет руководить ими и страной. Выпивая последнюю стопку сугубо прочувственно, Петр Петрович невзначай вспомнил Гайдебурова: «Подводит меня Ленька, подлец, подводит родственничек!» Воспоминание о Гайдебурове слилось в Петре Петровиче с грандиозными, веселыми мыслями, хлещущими через край.

...Домой Куракин вернулся неожиданно рано, в полночь. От такой скоропалительной неожиданности Светлана Ивановна Куракина уронила чашку с чаем, и та разбилась у ног Петра Петровича.

— На счастье, на счастье! — пропел искрящимся тенором Петр Петрович Куракин и принялся обнимать и целовать супругу, как чужую, — в щечки и в ручки.

Та догадалась, что назначение ее мужа Петеньки в Москву можно было считать делом решенным. Она пошла набирать ему ванну и греть полотенца утюгом. Она таинственно улыбалась тому, что сегодняшняя их близость будет особенно тесной и особенно желанной. Она знала, что Петр Петрович теперь в ванной комнате сбреет свою волшебную толстую бороду и предстанет новым, неизвестным и ранимым...