— Ты, «штаб», опять дал маху. Ключи-то не вручил новому участковому… Нам, старым, — имея в виду себя и Минаева, продолжал он шутливо «наезжать» на Подушкина, — простительно — склероз. Но ты-то молодой… Или пухленькие дружинницы, что вчера весь вечер возле увивались, отбили паморки?..
Подойдя к Паромову и улыбаясь шутке Василия Ивановича, Подушкин протянул руку для рукопожатия.
— Привет! — произнес басовито. — Давно томишься?
— Чуть более получаса, — здороваясь, ответил Паромов.
Рукопожатие у Подушкина было сильным и энергичным. Чувствовалось, что в этом крепко сбитом парне таится настоящая мужская сила и уверенность в себе. Впрочем, по-другому и быть не могло. Руководить штабом ДНД хиляка не назначат.
Пока Паромов здоровался с остальными, Подушкин открыл дверь, и все гурьбой ввалились в помещение опорного пункта. Вскоре туда пришел внештатный сотрудник Ладыгин Виктор, с которым Минаев тут же познакомил Паромова.
— Наш боевой помощник. Один из лучших.
Ладыгин был белобрыс, голубоглаз, худощав и подвижен, как капля ртути. Не успел войти, а уже по десятку разных вопросов задал и Подушкину, и Минаему, и Клепикову. Одним словом — живчик.
— Вот что, — сказал Минаев Ладыгину, — возьми-ка ты, друг, Паромова, да и пройдись с ним по его участку. Поводи его не только по улицам, но и по всем закоулкам и злачным местам. Ты, ведь, у нас старожил на поселке, да и в дружине не первый год — всю погань тут знаешь. По пути проверьте притоны и тунеядцев с семейными дебоширами. — Минаев секунду помолчал, словно обдумывая, чтобы еще поручить внештатному сотруднику и участковому инспектору. — А вечерком проверите ранее судимых и поднадзорных. Список этих «господ» у Паромова есть, еще вчера подготовил.
— Понятно, — отозвался Ладыгин, выслушав Минаева. — Разрешите действовать?
— Если понятно, то действуйте, — окончил старший участковый инструктаж. — Возвратитесь — доложите о результатах.
— Пошли, Николай, — заторопился Ладыгин. — День хоть и большой, но и участок не мал…
— Пойдем, Виктор. Буду рад любой помощи, — отозвался Паромов.
Он взял со стола папку с бумагами и бланками протоколов, сунул под мышки и вместе с Ладыгиным направился к выходу. Но Минаев придержал:
— Похвально, что не откладываете дело в долгий ящик. Только будьте внимательней и осторожней: у Паромова нет еще служебного удостоверения…
— Обойдемся моим… — достал Ладыгин из внутреннего кармана куртки удостоверение внештатного сотрудника милиции в ярко красной обложке. — Всегда со мной.
С последними словами он отправил удостоверение на место.
— Без него никак нельзя!
— Ладно, идите. А мы тут, — имея в виду Подушкина и Клепикова, заканчивал напутствие Минаев, — кое-какими бумагами займемся. Проверка вот-вот начнется. Еще вчера грозились приехать, да, видно, праздник помешал…
Выслушав Минаева, Паромов и Ладыгин покинули опорный пункт, еще не ставший новому участковому родным, но уже как-то им обжитый. Начались трудовые будни.
На участке Паромова были улицы государственного и частного сектора. Соответственно — многоэтажные дома и небольшие домовладения. А еще — предприятия, организации и учреждения.
В государственном секторе дома в основном были послевоенной постройки. Двухэтажные, шлакоблочные, с двумя-тремя подъездами, они теснились друг к другу, образуя четко выраженный квартал. Колер окраски штукатурки незамысловат — однотонный желто-оранжевый цвет. Цвет «детской невинности», как говорили жильцы этих домов.
Маршевые лестницы в них были деревянные, со скрипучими, вытертыми от систематического шарканья ног порожками. Как и перила, их ограждающие, они неоднократно крашены темным суриком. Но краска сохранилась только по краям порожков. Центр истерт так, что краской там и не пахло…
Подъездные двери в этих домах монументальны. Видать, делались на совесть, с учетом менталитета жильцов, мало заботящихся о состоянии общего имущества. Покрашены также суриком, словно других красок не имелось.
Однако было и около двух десятков домов — пятиэтажек, построенных в более позднее время из силикатного кирпича или же из готовых панелей.
Общей чертой двухэтажных и пятиэтажных домов было то, что стены в подъездах там и там были испещрены разными надписями, типа того, что «Петя + Таня = любовь», а «Вовка — козёл».
Кое-где по побелке гвоздем или каким-либо иным острым предметом были выцарапаны символы футбольных команд «Динамо» и «Спартака». По-видимому, авторы этих рисунков не лишены были некоторых художественных способностей и творческой жилки. Но больше всего было написано и нацарапано слов, обозначающих гениталии человека.
Работники домоуправлений и ЖКО постоянно вели борьбу с этим эпистолярным жанром, о чем говорили следы свежей побелки стен. Но, несмотря на борьбу, постоянно оказывались в проигрыше…