Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика

Психическое заболевание поэтому отмечает нарушение самой сути социальных обязательств. Социальные нормы функционируют, по Гофману, не для систематического контроля самого человека, но для нормализации отношений, в которые он вовлекается в социальной группе и обществе. Психическим заболеванием человек заявляет другим, что он отказывается от образа себя, диктуемого соответствующей частью социальной организации (семьей, социальной общностью, работой)[574]. Для Гофмана симптомы психического расстройства – это серия ситуативных отклонений, возникающих как активная преднамеренная адаптация к взаимодействию. Эти отклонения продуцируются теми людьми, которые отказываются признавать свое социальное место так, как его видят другие. Посредством таких ситуативных отклонений человек косвенно заявляет свое право на место и «я», которые не может требовать открыто.

Стало быть, стигма психического заболевания – это результат несоответствия общественным ожиданиям и социальным договоренностям, нарушение социальных обязательств. Именно со стигмы, по Гофману, начинается история психически больного. В дальнейшем на его пути, как и на пути многих стигматизированных, возникают поглощающие его тотальные социальные институции.

3. Мир тотальных институций

Исследование тотальных институций – один из самых интересных аспектов микросоциологии Гофмана. Как подчеркивает Раймонд Уэйнстейн, «нарисованная Гофманом мрачная картина социальной ситуации психически больных получается главным образом благодаря использованию модели тотальных институций»[575]. Эту модель он развивает на основании собственных поисковых исследований.

С осени 1954 г. в течение трех лет Гофман работает в Лаборатории исследований социальной среды в Национальном институте психического здоровья в Бетесде. В 1956–1957 гг. он продолжает свои изыскания в больнице св. Элизабет в Вашингтоне.

Больница св. Элизабет имела свою специфику. Это была одна из центральных государственных больниц Америки, которая имела устойчивые контакты и налаженные связи с федеральным правительством и Национальным институтом психического здоровья, поэтому иногда ее обитателями становились политические заключенные. К тому же в середине 1950-х годов, т. е. в то время, когда Гофман начал свое исследование, число содержавшихся там психически больных за всю ее историю достигло максимального пика. Он работал в больнице ассистентом спортивного администратора, не входил в штат больницы, не имел ключей от отделений (что тогда было привилегией персонала), не жил в больнице и, таким образом, не был полностью интегрирован в ситуацию. Как отмечает Чарльз Лемерт, полученные Гофманом выводы по этим причинам носят четкий отпечаток организационных особенностей именно этой больницы и не могут без оговорок распространяться на все остальные[576].

Именно психиатрия как институциональное образование занимает исследовательский интерес Гофмана. Причем интересна она для него не как теория, но как практика. Психиатрическая теория представляет психоз как отчуждение, но «управлять больницей исходя из этой доктрины нельзя»[577]. Поэтому жизнь психиатрической больницы – это не просто приложение психиатрической теории, она организована не по законам психиатрической доктрины, но подчинена общим принципам функционирования социальных институций. Как у социальной институции, у психиатрической больницы есть цель – лечение и перевоспитание – в соответствии с которой организуется жизнь обитателей. Государственные психиатрические больницы основывают свое функционирование, как считает Гофман, на опекунском подходе, поэтому непосредственная жизнь пациентов и стратегии их адаптации к институции так напоминают подобные в пенитенциарной системе.