Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать

Трагическая история Орфея и Эвридики издавна привлекала внимание лучших композиторов (Глюк, Гайдн, Лист, Стравинский, Гласс), художников (Дюрер, Брейгель Старший, Тициан, Тинторетто, Коро) и писателей (Кальдерон, Гёте, Браунинг, Ходасевич, Рильке, Цветаева, Кокто, Ануй, Керуак). Букеровский лауреат Александр Иличевский, который в предыдущем романе «Анархисты» уже успел бодро пересказать на новый лад чеховскую «Дуэль», снова не прочь вписаться в славные ряды классиков – чем он хуже Гайдна или Гёте? Загвоздка лишь одна: для жителя Древней Эллады зияющая бездна Тартара была так же реальна, как и заоблачная вершина Олимпа, а позитивисту Иличевскому, ранее не замеченному в склонностях к фантастике или мистике, надо каким-то образом ухитриться замотивировать факт наличия у нас Инферно, пусть отчасти метафорического. Ад – это все же не цирковой кролик, которого можно вытащить из шляпы легким жестом фокусника.

Отдадим должное мастерству писателя: он выкрутился. Для этого ему, правда, пришлось совершить несколько не вполне изящных манипуляций, добавляя в бочку терпкого меда древнегреческой мифологии пару ложек липкого дегтя нынешнего политического мифотворчества. Изображая новую Россию, которая возникла сразу после путча, автор избегает многоцветной палитры и – вполне солидарно с сегодняшним Агитпропом – использует все оттенки черного. Если не знать источника цитат, Иличевский трудноотличим от А. Пушкова или М. Леонтьева. «Распущенная полунищая отчизна, перешибленная обухом провидения», в романе превращается в «мрачное царство разносортной бесовщины» и становится местом шабаша «хтонических сил», средоточием «вредоносной чужеродности, захватившей человеческое» и огромной воронкой «весело-мрачной круговерти, в которую засосало все народонаселение». В итоге герою не надо специально искать точное место локализации ада: он – везде. Вся Россия начала «лихих» 90-х, от Калининграда до Владивостока, оказывается филиалом преисподней. Здесь нет ничего, кроме рэкетиров, малиновых пиджаков, «стрелок», спирта «Рояль», презервативов, пистолетов и трупов, трупов… Один из персонажей ужасается: «Никогда раньше такого не было. Каннибалы. Маньяки. Половина мужского населения страны в бандитов обратилась». Но это еще полбеды. Дальше – хуже.

Пытаясь найти деньги для Эвридики-Веры, Орфей-Петя узнает, что истинные хозяева жизни в послепере-строечной России – даже не «фарцовщики, барыги и спекулянты», а «вышедшие на свет последователи иллюминатов». Под руководством рафинированного интеллектуала-педераста секретный Орден проводит еженощные кровавые бдения в Пашковом доме, среди инкунабул. Петя, не принятый в Орден, тут может заработать денег одним способом – сыграть, рискуя жизнью, в «русскую рулетку»… Ох, неужели это все еще сюжет романа Иличевского? Больше похоже на микс из Проханова и статей газет типа «Тайной власти» и «Оракула».

Чтение «Орфиков» – трудное занятие; то и дело спотыкаешься о словесные несуразности. «Смотрел на взлетающие или садящиеся самолеты с влечением к будущему» (самолеты с влечением?), «передо мной под березой покачивался тучный седой человек с белыми глазами» (висельник? да нет, живой!), «вниз по ступенькам, на которых налетел на девушку» (на-на-на), «входил в область притяжения, излучаемого Верой» (излучаемое притяжение? неужели главный герой – талантливый физик? судя по метафоре, двоечник), «те, чье души случайно или велением провидения были зачаты могучим переломом» (души, зачатые переломом, – не хуже волн, падающих домкратом у героя Ильфа и Петрова или слов, отлитых в граните, у экс-президента России). И так далее. Рецензенты книг Иличевского называют его «признанным виртуозом стиля» и «прекрасным стилистом», а обычно скупой на похвалы Виктор Топоров однажды употребил словосочетание «блестящий стилист». Что ж, в нынешнем лексиконе первое значение слова «стилист» – «специалист в области создания стиля человека с помощью причёски и макияжа», а самым известным представителем профессии у нас считается парикмахер Сергей Зверев. Если устроить между этими двумя стилистами соревнование, кто победит?

Художник на поле брани

Максим Кантор. Красный свет: Роман. М.: АСТ

Поразительный все-таки человек – художник Максим Кантор! Читая его интервью и статьи, где он обличает то скверну авангардизма, то погрязший в пороках Запад, то российских буржуев с лоснящимися от фуа-гра губами, воображаешь, что этот творец прекрасного ни на вершок не отступает от традиций русских передвижников и при этом, конечно, живет в Урюпинске, еле перебиваясь с хлеба на квас. Однако вдруг узнаешь, что громокипящий обличитель мира чистогана, мягко говоря, не беден, обитает в Лондоне, и если бы вдруг ожил Илья Репин и увидел, какую живопись выставляет в галереях Берлина или Венеции сей отчаянный борец с авангардом, то автор «Бурлаков на Волге» тотчас же умер бы от удивления, бормоча: «Ручки-ножки-огуречик, вот и вышел человечек…»