Примерно так могла бы выглядеть рекламная аннотация к роману, если бы рафинированные его издатели намеревались продать не двадцать тысяч экземпляров, а все двести и потому не чурались агрессивного маркетинга. Между тем Сорокин, кумир тонкой (и оттого, увы, коммерчески ограниченной) прослойки интеллигенции, наконец-то создал продукт более широкого потребления. В один роман, как в безразмерный походный рюкзак, автор сложил разнообразные чаяния своих потенциальных читателей, чтобы каждому досталось хоть по сегментику ожидаемого ими будущего. Полсотни глав, где такое будущее описано, – это полсотни отдельных маленьких утопий, на любой вкус, цвет и настрой.
Оптимист, уповающий на технический прогресс, увидит плоды генной инженерии и порадуется универсальным компьютерам, которые легко смять в шарик или растянуть до размера простыни. Пессимист, готовый узреть панораму регресса, может полюбоваться голой заснеженной степью, натуральным хозяйством в натуральную величину и ржавыми тарахтелками на картофельной тяге. Тот, кто верует в Аллаха Немилосердного, грезит закатом Европы и ей же грозит джихадом, прочтет в романе о победоносной высадке талибов в Германии и о том, как Старый Свет едва не превратился в новый халифат. Того, кто ждет реванша европейского христианства, автор тоже не обидит: предложит картину крестового похода завтрашних тамплиеров, седлающих гигантских роботов и улетающих на восход.
Не осталось без внимания писателя и грядущее его собственной страны. Автор делит Россию завтрашнего дня на мелкие кусочки и к каждому цепляет отдельную историйку. Те из читателей, кто заскучал по борьбе, осененной серпасто-молоткастым стягом, отыщут в книге главу об уральском партизанском отряде, стилизованную под передовицу «Красной звезды» 40-х. Те, кому милы образы батюшки-царя, графов-князей, предводителей дворянства и адъютантов всех мыслимых превосходительств, тоже не внакладе: им автор предложит идиллическую картину грядущей монархической Рязани. Те, кто мечтает о национальной самобытности и «сильной руке», с радостью узреют Москву, где устои тверды, а иноземные слова, вроде «Интернета» или «петтинга», запрещены законом. Для тех, кто не расположен к теперешнему российскому лидеру, есть в книге анекдот про трех лысых истуканов, расчленивших Россию. Ну а те, кого раздражают уличные акции оппозиции, будут рады намеренно издевательской главе, в которой «размягченное и основательное
Понятно, что при таком подходе роман лишается даже подобия главных героев и единства стиля, превращаясь в разухабисто-унылый фельетон – лоскутное одеяло, сшитое из сиюминутных прогнозов политологов, желтеющих газетных передовиц, постмодернистских каламбуров и скабрезных анекдотцев. Быть может, затея бы так-сяк удалась, если бы автор сумел изобрести сюжетный клей, могущий подружить гномиков с партизанами, крестоносцев с псоглавцами, парторгов с киборгами, а колхозников с царевной-нимфоманкой и целым взводом говорящих фаллосов. Но чуда не случилось. Подобно тому, как из десятков шустрых карасиков нельзя собрать одного кита, пестрая россыпь квазиутопий не сложилось у Сорокина в цельное полотно. Гвоздь, даже теллуровый, все-таки не годится на роль сюжетного стержня: и размером он не вышел, и прочность не та.
Аллес капут
Александр Терехов. Немцы: Роман. М.: Астрель
Итак, в 1941 году Гитлеру все-таки удалось взять Москву. Но победа оказалась пирровой: подчинив огромное пространство, населенное миллионами людей со своим жизненным укладом, захватчики в итоге растворились среди побежденного народа, постепенно утратив свою ментальность. Прошло меньше шести десятилетий – и где вы теперь, потомки истинных арийцев, чьи танки утюжили арбатскую брусчатку под музыку вагнеровского «Полета валькирий»? Ау, нибелунги, ау, сверхчеловеки? Куда подевался ваш хваленый ordnung?
В новой книге Александра Терехова немцы давно не хозяева Москвы, захваченной их предками, а ютятся на правах приживалов. Главный персонаж, Эбергард, руководит пресс-центром одного из столичных округов, притом не самого важного. Соплеменники Эбергарда – Хериберт, Фриц и Хассо – приписаны к районным управам и тихо копошатся на должностишках пока еще хлебных, но уже третьестепенных. Рудиментарная аккуратность и принадлежность к нации завоевателей не гарантируют им безоблачной жизни; любой новый назначенец может перетряхнуть кадры и поставить «на финансовые потоки» своих. Это и происходит в финале романа: Эбергарду и прочим арийцам дают пинка, а освободившиеся места оккупируют мутные люди с руками-ковшами, чье главное предназначение – хапать…