Антипутеводитель по современной литературе. 99 книг, которые не надо читать

Любопытно, с каким чувством ироничный Юрий Иосифович прочел бы эти строки? И что бы он сказал, например, узнав о себе, что «пристрастие к разборам сочинений товарищей всегда было характерной чертой его творческого и человеческого облика»? Что «на переломе от сталинских «холодов» к хрущевской оттепели молодого человека потянуло к природе»? Что слово «дюны» в песне о сретенском дворе возникло не просто ради рифмы, а как «намек на прибалтийские корни» поэта? Что бард «творчески проникся духом гор» и с годами «стихи Визбора становятся все тверже», а кое-где наблюдается «соотнесение горного пейзажа и интимных чувств лирического героя»? Что его песни, отмеченные «задушевным лиризмом», выразили «дух непоказной внутренней свободы»? (Вероятно, бывают случаи, когда внутреннее чувство может быть и показным.)

Словарный запас биографа небогат, число метафор и сравнений ограничено. В книге неоднократно появляется выражение «визитная карточка» – и никогда в прямом смысле: так у Кулагина обозначается какая-то из песен, которую автор счел «главной» для очередного витка биографии своего подопечного. Мы также не раз встретим словосочетание «финишная прямая» – и это тоже метафора, одинаково пригодная как для Визбора (который после сорока живет, «интуитивно ощущая переход на финишную прямую жизни»), так и для его смертельного недуга («болезнь уже вышла на свою финишную прямую»). Неужто биограф не чувствует разницы?

Похоже, что нет. Беда не столько в сути написанного Кулагиным, сколько в форме. Истертые слова порой ранят больнее, чем бранные. Когда биограф, сам того не желая, загоняет поэта в рамки типового советского репортажа о передовом литейщике или доярке-рекордсменке, живой герой теряет объем и сплющивается до формата фотовклейки. Полжизни Визбор, зарабатывая скромную копеечку командировками от Всесоюзного радио или «Кругозора», мучительно выдавливал из себя журналиста-скорописца. Он пытался оживлять заказной радиоочерк то песней, то юмором, то звуковыми эффектами – только бы вырваться из жестких репортажных тисков. Однако после смерти сам угодил в этот ад и пришпилен к привычному жанру. Теперь уже как его персонаж. Всё. Не отвертеться.

И папу Римского – тоже он!

Федор Раззаков, Михаил Крыжановский. Высоцкий – суперагент КГБ. М.: Алгоритм

Рихард Зорге? Шандор Радо? Ким Филби? Рудольф Абель? Конон Молодый? Забудьте: все эти светила советской разведки меркнут на фоне звезды первой величины, суперагента, личной креатуры шефа КГБ Юрия Андропова. Фамилия нашего джеймсбонда – Высоцкий, имя – Владимир, прикрытие – Театр на Таганке, легенда – актер и певец, место деятельности – вся планета, характер операций – универсальный, от вербовки агентов до терактов.

Наконец-то Раззаков с Крыжановским раскрыли нам глаза на истинное лицо барда! Мы-то думали, что Высоцкий состоялся благодаря таланту и труду, но теперь нам объяснили, что без КГБ он остался бы никем – дурно одетым, нищим и некрасивым человеком, который «умел взять три аккорда и спеть для души». Мудрец Андропов увидел в невзрачном певце потенциал супершпиона: оказывается, «с помощью, в общем, нехитрых приемов в виде поэтических откровений под гитару» можно «манипулировать миллионами». КГБ устраивал Высоцкому концерты по всему миру и не позволял его уволить с Таганки, несмотря на срывы: «КГБ дал понять Любимову, что у Высоцкого есть дела не менее важные, чем театр, и его трогать нельзя».

У авторов нет ни единого документа, подтверждающего их «версию», – одни намеки, домыслы и «реконструкции». Метод построения «чекистской» биографии прост до идиотизма: берется известный факт и трактуется в фантастическом ключе. Ездил в Балашиху с концертом? Значит, проходил спецподготовку в Балашихинской диверсионной школе КГБ. Приезжал в Сибирь к другу Вадиму Туманову? Значит, изучал «возможность доставки золота в Западную Европу». Был на даче Хрущева? Ясно, что с заданием: «Выдавая себя за опального певца, попытаться разговорить его как по поводу мемуаров, так и на другие темы. В частности, Высоцкий настойчиво добивался от Хрущева характеристик на действующих членов Политбюро». Сразу представляешь, как Никита Сергеевич диктует гостю: «Брежнев. Характер нордический, стойкий. Суслов. В порочащих связях замечен не был. Громыко…»

Из множества причин, по которым герой книги решил связать судьбу с КГБ, авторы особо выделяют три. Первая – идеологическая: Высоцкий «верил в прогрессиста Юрия Андропова». Вторая причина – личная: без помощи Комитета у Высоцкого не было шансов завоевать расположение Марины Влади, но он знал, что «Влади даст свое согласие на связь с ним, поскольку этот роман был необходим КГБ». Третья причина – материальная: «Высоцкому как особо ценному агенту могли идти неплохие деньги», а «когда дело касалось денег, в нем просыпался расчетливый еврей».