«Лежавшие около ям на земле трупы были частично раздеты, без шинелей, в гимнастёрках, брюках и в обуви.
Одежда трупов, особенно шинели, сапоги и ремни, были довольно хорошо сохранившимися, и даже местами серо-зелёный цвет шинели был отчётливым. В отдельных случаях сапоги, голенища которых были в виде лакированных, сохраняли свой блеск. Металлические части одежды, пряжки ремней, пуговицы, крючки, шипы на ботинках, котелки и прочее имели нерезко выраженную ржавчину и в некоторых случаях местами сохраняли блеск металла.
Верёвки, которыми были связаны руки, сохранились хорошо, были витые, светло-жёлтого цвета. Распустившийся конец одной из таких веревок давал повод считать, что верёвка сделана из бумаги, по-видимому, немецкого происхождения, так как бумажные верёвки в Советском Союзе не делаются.
Ткани тела трупов, доступные осмотру, лица, шеи, рук имели преимущественно грязно-зеленоватый цвет, в отдельных случаях грязно-коричневый, но полного разрушения тканей гниением не было. В отдельных случаях были видны обнажённые сухожилия белесоватого цвета и части мышц. В ряде случаев в головах трупов в области затылка или лба были видны круглые отверстия, сходные с отверстиями пулевых ран, и в тех случаях гниение тканей было выражено сильнее.
Во время моего пребывания на раскопках на дне большой ямы работали люди по разборке и извлечению трупов. Для этого они применяли лопаты и другие инструменты, а также брали трупы руками, перетаскивая их за руки, за ноги и одежду с места на место. При этом они действовали довольно грубо и решительно, но ни в одном случае не приходилось наблюдать, чтобы трупы распадались или отрывались их отдельные части, это указывало на сохранность и прочность тканей тела и одежды. Учитывая всё вышеизложенное, я пришёл к выводу, что давность пребывания трупов в земле не три года, как это утверждали немцы, а значительно меньше. Зная, что в массовых могилах гниение протекает быстрее, чем в одиночных, и тем более без гробов, что одежда и металлические части в таких случаях тоже менее устойчивы, и сопоставляя „выставленный“ немцами срок давности события — три года — с тем, что удалось обнаружить на месте раскопок, я пришёл к выводу, что массовый расстрел был произвёден около полутора лет тому назад и может относиться к периоду осени 1941 года или весны 1942 года.
В результате посещения раскопок я укрепил моё твёрдое убеждение, что совершенное массовое злодеяние — дело рук немцев.
Я делился своим мнением среди близких мне врачей, среди которых был врач Шепетков Леонид Александрович, проживавший в то время в г. Смоленске и работавший вместе со мной. Он высказывал свои суждения по этому поводу, которые совпадали с теми доводами, которые высказывал и я»
.