Антисемитизм в Советском Союзе

б) со стороны лиц и учреждений, от которых зависит решение ряда намеченных мероприятий, замечается явно-недоброжелательное, а в лучшем случае, безучастное отношение, вследствие чего принятые директивы не выполняются;

в) в центре горско-еврейской оседлости, в Дербентском округе упорно продолжается прежняя практика притеснений горско-еврейской массы, чинимых советскими органами». (Подчеркнуто в подлиннике).

В сообщении инструктора НК РКИ отмечалось также, что ездивший в Москву в качестве жалобщика от горских евреев делегат от восьми аулов Антилов по возвращении в Дагестан был посажен в тюрьму и предан суду. Правда, суд его оправдал.

В феврале 1929 года Президиум ВЦИК'а принял новое постановление о горских евреях в Дагестане, наметившее ряд мероприятий, которые должны были изменить положение дагестанского еврейства (Ларин, стр. 133.). О результатах этих мероприятий сведений в большую печать не проникало.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Аргументы антисемитов

Во многих из показанных выше случаев антисемитских проявлений антисемитизм носит почти иррациональный характер. Это было отталкивание от непривычного, ощущаемого, как «чужое». У некоторых это ощущение «чужого» приобретало такой законченный характер, что даже уже не вызывало отталкивания от евреев, а просто отношение к ним, как к чему-то вне человеческого общества. Поразительный пример такого отношения к еврейству мы встречаем в рассказе Бориса Пильняка «Ледоход», написанном в 1924 году, когда еще так свежа была память о страшных еврейских погромах периода гражданской войны.

Автор рассказывает о занятии отрядом «повстанцев» небольшого городка на Украине; атаман отряда анархист, но комиссар отряда коммунист, в отряде регулярно получают и читают «Известия» и отряд живет жизнью советских повстанцев. Но «жидов» вешают и в городке устраивают погром (Борис Пильняк, «Собрание сочинений», т. 3, Москва-Ленинград, Госиздат, 1929 г., стр. 81.):

«К утру в городке начался еврейский погром, всегда страшный тем, что евреи, собираясь сотнями, начинают выть страшнее сотни собак, когда собаки воют на луну, — и гнусной традиционностью еврейских перин, застилающих пухом по ветру улицы».

При этом автору, по-видимому, даже и в голову не приходило, что он глубоко увяз в болоте антисемитизма. И когда через несколько лет ему был брошен публично упрек в антисемитизме — со ссылкой на только что цитированный рассказ, — он энергично протестовал против этого обвинения (Обвинение это было выдвинуто против Пильняка в статье Максима Горького «Об антисемитизме» в «Известиях» от 24-го июня 1931 года, о чем было сообщено в телеграмме ЕТА из Москвы, напечатанной на следующий день в «Нью Йорк Таймс». Пильняк в это время находился в Соединенных Штатах. Но лишь через десять дней, в «Нью Йорк Таймс» от 5-го июля, появился протест его против обвинения его в антисемитизме: Пильняк высказывает при этом свое «восхищение еврейским народом» («admiration for the Jewish people») и ссылается на перевод его произведений на иддиш и на иврит и — на свою еврейскую бабушку.).

Но такое эстетско-снобистское и в основе своей пассивно-толерантное отношение к крайним проявлениям антисемитизма было уделом немногих. Гораздо шире были распространены настроения активного и агрессивного антисемитизма, которым в обстановке болезненной ломки старого жизненного уклада и распада старой социальной ткани легко поддавались многие из тех, кому эта ломка несла социальную деградацию или тяжелые материальные лишения (а кто не переживал этих лишений в первое десятилетие революции?).

Этот массовый и почти стихийный антисемитизм искал своего обоснования. Прямая защита антисемитизма была, правда, затруднена в Советском Союзе, так как советское правительство не без основания видело в антисемитизме возможное орудие контрреволюции. Всё же в 20-ых годах запрет антисемитизма не носил такого абсолютного характера, чтобы сделать невозможной публичную аргументацию в пользу антисемитизма. В качестве образца такой публичной защиты, формально полу-защиты антисемитизма приведу выдержку из речи проф. Юрия В. Ключникова на митинге, посвященном еврейскому вопросу, состоявшемся в Москве, в помещении консерватории, 2-го декабря 1926 года (Цитировано по стенограмме речи Ключникова Лариным, стр. 124–125. Часть стенограммы была напечатана в «Рабочей Москве» от 7-го декабря 1926 года.).

«…Уже февральская революция (1917 года) установила равноправие всех граждан России, в том числе и евреев. Октябрьская революция пошла еще дальше. Русская нация проявила самоотречение. Создалось определенное несоответствие между количественным составом (евреев) в Союзе и теми местами, которые в городах временно евреи заняли…