4) Изменение социальной и экономической обстановки и глубокие сдвиги в национальном составе рабочего класса, может быть, не вызвали бы такого быстрого спада антисемитизма, если бы не еще одно обстоятельство, тоже связанное с переходом к политике пятилетних планов; это
Кривая антисемитизма достигла низшей точки
К середине 30-ых годов кривая антисемитизма достигла в Советском Союзе своей низшей точки. Это не значит, что антисемитизм исчез вовсе. В приглушенном виде он где-то продолжал существовать и изредка прорывался индивидуальными антисемитскими выходками (См., напр., ряд сообщений об антисемитских проявлениях в 1934 и 1935 годах (по советской еврейской печати) у
В 1935 и 1936 годах и в официальных кругах наметилась готовность к более решительной публичной критике антисемитизма. Этому содействовали два фактора.
1) Отношения с Германией приняли к этому времени несколько напряженный характер, и советское правительство оказывалось в выигрышном положении, противопоставляя чудовищному антисемитизму Гитлера свою принципиальную враждебность антисемитизму.
2) Растущая угроза со стороны гитлеровской Германии сказалась и на развитии второго фактора, усиливавшего анти-антисемитские настроения, но в основном он вырос из внутреннего развития Советского Союза. Советская политика переживала в середине 30-ых годов один из своих наиболее глубоких кризисов. Внутреннее развитие Советского Союза привело страну к альтернативе: либо постепенное ослабление диктатуры и переход к приближающимся к демократии формам государственности, либо консолидация диктатуры путем упрочения ее новой социальной основы, превращение диктатуры в законченную, тоталитарную диктатуру и освобождение ее от традиций героического периода революции (См. мою статью «Zur Demokratie oder zur plebiszitaeren Diktatur» в «Zeitschrift fuer Sozialismus» (редактор Рудольф Гильфердинг), Карлсбад, 1935 г., сентябрь-октябрь, стр. 792–801.).
1935 и 1936 годы были годами колебаний в рядах руководителей советской политики. В 1937 году колебания эти кончились в пользу второго, тоталитаристского решения, и это не только оказало роковое влияние на общее развитие страны, но и очень скоро сказалось усилением антисемитизма. Об этом еще будет речь впереди. Но пока — в 1935 и 1936 годах — в период, когда советское правительство только что провозгласило свою приверженность к вчера еще преследовавшейся, как контрреволюционная, идее всеобщего, прямого и равного избирательного права с тайной подачей голосов, — перед Советским Союзом неопределенно маячила перспектива демократической перестройки, будя в широких массах населения демократические надежды и настроения. В этой обстановке начинали сохнуть самые корни антисемитизма.
В качестве наглядной иллюстрации новой, более решительной официальной анти-антисемитской установки стоит отметить, что только теперь, наконец, был опубликован приведенный выше ответ Сталина на запрос ЕТА от января 1931 года. Интересна и речь Молотова, в рамках которой было оглашено это остававшееся в течение почти шести лет секретным заявление Сталина. Выступая на VIII Всесоюзном Съезде Советов в прениях о проекте новой конституции Советского Союза, Молотов противопоставил «каннибальской», антисемитской политике германского фашизма решительное заявление Сталина и затем и сам формулировал свое «отношение к еврейскому вопросу» («Правда» от 30-го ноября 1936 года.):