Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца

В работе над текстом мне помогли московские журналисты Сергей Воронков и Дмитрий Плисецкий. Кроме того, они дополнили книгу различными документами и свидетельствами, а также материалами, дающими представление о развитии некоторых сюжетных линий «Антишахмат» в 80-е годы.

Виктор КОРЧНОЙ

Швейцария, 1992

Виктор Львович КОРЧНОЙ. Выдающийся шахматист современности. Родился 23 марта 1931 года в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург). Окончил исторический факультет Ленинградского университета. Гроссмейстер с 1956 года. Четырехкратный чемпион СССР. Победитель десятков крупных международных турниров. Один из лучших матчевых бойцов за всю историю шахмат. Многолетний претендент на мировую шахматную корону. За его плечами три поединка с А. Карповым —-в Москве (1974), Багио (1978) и Мерано (1981). Всегда отличался независимостью суждений и резким, прямым характером. После московского матча с Карповым власти начали травлю Корчного. В 1976 году он попросил политического убежища на Западе. Был лишен на родине всех званий, а затем и советского гражданства (возвращено лишь в августе 1990 года). Ныне гражданин Швейцарии.

Автор нескольких книг. Самая знаменитая из них — долгие годы запрещенные в СССР «Антишахматы (с предисловием В. Буковского).

Рудольф ЗАГАЙНОВ, профессор Я ЖДАЛ ЭТОЙ ВСТРЕЧИ ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ

В 1974 году я был психологом Виктора Корчного в финальном матче претендентов с Карповым. С тех пор и до победы Гарри Каспарова жил с клеймом «психолог Корчного», чем втайне и не втайне (что могут подтвердить многочисленные слушатели моих лекций) гордился. Тем не менее десяток лет я был невыездным, и руководители спорткомитетов, как и тренеры отдельных спортсменов и команд, старались не афишировать факт моего участия в совместной работе.

Времена изменились. И вот июнь 1990 года. Испания, город Мурсия, где проходят большой международный турнир по «быстрым» шахматам и ассамблея Ассоциации гроссмейстеров. Здесь-то мы и встретились с Корчным.

После 1974 года информация о спортсмене, с которым я вместе пережил тот трудный матч, поступала только из редких газетных заметок, слухов о написанном в его книгах, сообщений единственного в то время шахматного корреспондента Рошаля об очередных «выходках» Корчного в матчах с чемпионом мира.

Судя по всему, он оставался таким же, каким был всегда,— резким в оценках людей, непримиримым с теми, с кем не нашел общего языка в прошлом, по-прежнему ищущим конфликта, находя в нем источник своего вечного боевого духа, ярко выделяющего его этим качеством из многих других.

Не буду скрывать, я ждал этой встречи и как человек, и как профессионал. Как человек — поскольку всегда любил таких, оголенных в реакции на все окружающее людей. Да, нам было что вспомнить из нашего общения, вспомнить и посмеяться. Как профессионал — в связи с тем, что до сегодняшнего дня не имел ответов на некоторые вопросы, и они, как белые пятна на карте, манили меня своей тайной. Что было в Багио? Почему, сравняв счет, он сразу же проиграл 32-ю партию и матч? И почему таким беспомощным был в Мерано? И что, кстати, случилось в Москве, в том самом 1974 году, когда после двух побед при счете 2:3 вдруг «кончился» тот самый боевой дух и, более того, после возвращения на матч его жены он впервые противился моим попыткам мобилизовать его волю?

...Портье набирает его номер, и я слышу хорошо знакомый голос.

— Виктор Львович? Вас беспокоит человек, с которым вы не виделись шестнадцать лет.

Слышу его смех и затем слова:

— Я понял. Но я принимаю душ. Вы могли бы подождать минут десять?

Двери лифта прямо передо мной. Представляю, как он выйдет сейчас в холл и сразу недоверчиво посмотрит по сторонам, как делал всегда, входя в новое помещение. И лицо его будет готово мгновенно преобразиться, и уже через секунду выражение настороженности трансформируется в ироническую улыбку или в злую гримасу, в зависимости от того, что и кого увидит он перед собой. Но это, я знаю, всегда будет на сто процентов искренне, будет точной копией его сиюминутного состояния, какой-либо лжи или недосказанности нет места в его самовыражении.

...Третий час идет наш разговор, завтра ему играть, и надо бы ограничиться, но он увлечен разговором, получившимся уходом в прошлое, и жаль прерывать горение его монолога, жаль возвращать его в настоящее, в Испанию. И я отказываюсь от этой мысли и снова полностью включаюсь в разговор. Он мгновенно чувствует это изменение во мне и в ответ зажигается с новой силой, повышает голос и усиливает жестикуляцию — артистический тип человека!