Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца

К вопросу о Зухаре. Не играет роли, кто он — настоящий парапсихолог, знахарь или колдун. Присутствие в зале этого человека, крадущегося как можно ближе к сцене,— явный признак того, что советская делегация рассматривает его как важную персону, которая должна быть защищена, которая оказывает известное влияние на игру (неважно — благоприятное на Карпова или отрицательное на Корчного). Признавая это, советские тем самым расписываются в своих попытках повлиять на результат матча нешахматными средствами... Мы собираемся вновь поставить вопрос о Зухаре на жюри и перед ФИДЕ, чтобы добиться достойных и равных условий для обоих участников столь важного соревнования...»

Неплохо написано, не правда ли? Беда лишь в том, что это был глас вопиющего в пустыне. Кин, подготовивший это заявление, даже боялся признаться в своем авторстве! Ничего удивительного: советские уже недели две как начали его запугивать, угрожая бойкотировать в соревнованиях. (Сочувствую Кину: такой бойкот ему было бы выдержать труднее, чем мне. Но нужно быть честным в делах. Во многих странах, включая и Англию, любой деятель, не способный справиться со своими обязанностями, подает в отставку.)

Конечно, я не был в курсе всех перипетий околоматчевой борьбы, но своими нервами ее ощущал. Особенно диким мне казалось, что я не могу справиться с Зухарем. И я решил предпринять самостоятельную акцию.

Придя на 17-ю партию, я подозвал Кампоманеса и потребовал пересадить Зухаря в 7-й ряд. Кампоманес колебался. «Но жюри решило...» — начал было он. «Уберите его в течение десяти минут или я с ним справлюсь сам!» — заявил я, недвусмысленно потрясая кулаками. Кампоманес засуетился, собрал вокруг себя советских. Пришел Карпов. Увидев, что мое время идет, а хода я не делаю, он ухмыльнулся и ушел к себе в комнату отдыха. Его не касается! Будто не он вышел из себя, когда Шмид попробовал во время 9-й партии удалить Зухаря из зала! Будто не он оскорбил Шмида подозрением в необъективности...

А время шло. Наконец шесть первых рядов очистили от зрителей и усадили Зухаря в первом доступном ряду. Кампоманес подошел ко мне и «отрапортовал», что моя просьба выполнена.

Не так просто далась мне эта скромная победа. Я затратил массу нервной энергии и одиннадцать минут драгоценного времени!

Кстати сказать, Кампоманес, будучи вынужденным мне уступить, причем на глазах у всего зала, почувствовал себя крайне уязвленным. После партии он официально заявил, что впредь мне таких выходок не позволит! Уж не эту ли стычку имело в виду бюро ФИДЕ, сурово осудив меня после матча за «неспортивное поведение»?!

Можно ли играть серьезную, напряженную партию после сильной нервной встряски? Оказывается, трудно. В 17-й партии Карпов был переигран вчистую: он потерял пешку без всякой компенсации, а его попытка завязать осложнения тоже не имела успеха. А дальше... Дальше я сделал много грубых ошибок и сперва упустил очевидный выигрыш, а затем, в цейтноте, умудрился получить нелепейший мат в ничейной позиции! Счет стал 4:1 в пользу Карпова...

Эм. Штейн: «Жертва» Корчного в одиннадцать минут была воспринята в Багио как акт шахматного самосожжения. Но как еще Корчной мог бороться с Зухарем? Кто же он такой, этот «темный гений»? Какова его роль в борьбе за мировое первенство? Влиятельнейший американский журнал «Ньюсуик» на эти вопросы ответил броской «шапкой» — «Победа Зухаря — Карпова» («Континент» № 21, 1979).

А. Карпов: «Если рассуждать, как у нас говорят, по-простому по-рабочему, следовало воспользоваться тем, что соперник дрогнул и потерял равновесие, и давить, давить — добивать...» («Сестра моя Каисса»).

ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ В МАНИЛЕ