Читаем Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца полностью

К сожалению, я ничего не знал об ультиматуме Карпова. Читатель может догадаться, какой была бы моя реакция. Но вся полнота власти и информации находилась в тот момент у Кина... Зная всплывшие позднее факты, нетрудно прийти к выводу, что Кину была крайне невыгодна моя победа! Помните, читатель, о нашем контракте, заключенном накануне матча? Так вот, выяснилось, что Кин писал книгу, писал тайком в ходе матча, ежедневно отправляя свои телексы-главки в Лондон! Стало быть, он вообще не имел права претендовать ни на какой гонорар! Более того, став чемпионом мира, я вполне мог добиться и того, чтобы Кин не получил даже тренерского гонорара от организаторов,— должно же в конце концов быть наказуемо столь вероломное нарушение договора!

Наконец, еще один штрих: Кин писал книгу в предположении, даже в уверенности, что я проиграю матч. Одержи я победу, ему, бедняге, пришлось бы переделывать книгу! И тогда бы °на не могла появиться в лондонских магазинах на следующий день после окончания матча (как это в действительности и случилось). Пришлось бы на недельку задержать ее выход, тем самым поставив под угрозу финансовый успех!

Нет, господин Кин все отлично продумал, прежде чем избрать свою линию поведения.

Г. Каспаров: «Теперь все зависело от того, кто одержит следующую победу. Тогда-то и появились слухи о том, что советская делегация, озабоченная состоянием здоровья Карпова, предложила прекратить матч при счете 5:5, при этом Карпов, конечно, сохранял титул чемпиона. Опровержение этих слухов показалось мне тогда убедительным, но с годами возникли сомнения. Тогдашний президент ФИДЕ Макс Эйве сказал Кину, одному из секундантов Корчного, что матч при равном счете следует прекратить. Он выдавал это за свою собственную идею, хотя вполне возможно, что она была ему подсказана, как спустя семь лет другому президенту ФИДЕ — Кампоманесу, когда он прекратил наш первый матч с Карповым в сходной ситуации и под тем же предлогом» («Безлимитный поединок»)-

«Последний и решительный...»

После 31-й партии Карпов взял свой последний тайм-аут. Ему надлежало привести в порядок пошатнувшуюся нервную систему, заделать прорехи в дебютной подготовке, юридически обосновать новое наступление на моих помощников-йогов. Для этого ему надо было дождаться и отъезда Эйве, единственной фигуры, которой немножко стыдились советские. Президент покидал Багио в самые горячие дни матча — для чего бы, вы думали? — чтобы навести порядок в Шахматной федерации Венесуэлы. Видимо, это было поважнее, чем вопрос, кто станет чемпионом мира. Правда, перед отъездом Эйве вызвал для беседы Кина и фрау Лееверик и заявил им, что если советские снова будут преследовать йогов, он разрешает мне остановить матч.

Карпов отправился в Манилу на пару дней разрядиться. Судя по его поведению там, он знал — до самых мелочей! — все, что произойдет в день последней партии.

У меня же появилось время подумать о том, что случилось в матче, и о предстоящей партии. При счете 5:5, когда позади было несколько месяцев напряженной борьбы, я совсем иначе осмыслил торг, предшествовавший переходу шахматной короны от Фишера к Карпову, иначе оценил и условия нынешнего матча, предписанные мне советской стороной. Крайне трудно вообразить себе равный счет в столь длительном матче,— но вот этот счет стал реальностью. Прав ли был Фишер, когда требовал защитить титул чемпиона мира двумя очками форы — чтобы претендент добивался победы со счетом 10:8 (или 6:4), а при счете 9:9 (или 5:5) чемпион сохранял свое звание? Да, теперь я понял, что это было вполне естественно: чемпион этого заслуживает, не говоря уже о том, что при равном счете дальнейшая игра до первой победы — чистая лотерея, и кто бы ни выиграл, это уже неубедительно!

Более того, я представил себе, что выигрываю матч. А через 12—15 месяцев должен состояться матч-реванш. И если я его проигрываю, то просто физически не успеваю принять участие в новом цикле борьбы за первенство мира, поскольку претендентские матчи уже начнутся... Все это я высказал в интервью накануне 32-й партии.

Да, гениальному Фишеру не дали отстоять свое звание, отказавшись предоставить ему перевес в два очка. А потом? 0отом советские приняли фишеровскую идею играть вместо матча из 24 партий безлимитный матч, но взамен двух очков форы они защитили Карпова куда надежнее, куда безжалостнее для претендента — матчем-реваншем!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза