Читаем Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца полностью

У экс-чемпиона мира Макса Эйве, когда он ехал на турнир в Москву, конфисковали в Бресте тетради с шахматными записями. Таможенники, видите ли, вообразили, что это шифр. По просьбе Михаила Ботвинника тетради потом вернули (Эйве был растроган и сердечно благодарил), но копии записей каким-то образом попали к советским гроссмейстерам. Власти провели свою партию в отличном стиле...

Казалось, все шло по плану. Чемпионский титул советские шахматисты завоевали, влияние их в шахматном мире стало весьма значительным, даже определяющим. И тем не менее было в системе слабое звено, деталь, которая внушала сомнения: облик чемпионов. Да, конечно, это были советские люди. И все-таки не то, типичное не то. Шахматному юноше, спрашивающему «делать жизнь с кого?», язык не поворачивался ответить четко и определенно: «Делай с Ботвинника, Таля, Петросяна, Спасского».

Ботвинник, хоть и основоположник, был Михаил Моисеевич, явный еврей. Таль, во внешности которого хитроумные корреспонденты обнаружили нечто индийское, тоже был, увы, еврей, к тому же человек несолидный, богема, анекдотчик. И Петросян не вполне свой, а для представительства за рубежом и вовсе малоподходящий: не речистый, прозаический, играет сухо, скучновато. Объявить, что именно таков советский шахматный стиль, было никак невозможно.

Люди, далекие от шахмат и политики, возлагали надежды на Спасского. И напрасно. Борис Васильевич в высшей степени независимый и смелый человек. Вот несколько фраз из его публичных выступлений. «У Кереса, как и у его родины Эстонии,— трагическая судьба». «Впрочем, и американский слесарь зарабатывает в десять раз больше советского». «Какому-нибудь мелкому чиновнику я отвечать не стану, а вам скажу...»

(кстати, «мелкому чиновнику» относилось к персоне весьма именитой — заведующему сектором ЦК КПСС Бойкову).

Борис Спасский постоянно ходил по лезвию ножа, и выручу ли его, по-видимому, лишь высокопоставленные поклонники ценившие его талант и уважавшие его как человека. Кульминацией неподобающего поведения Спасского был его проигрыш на первенство мира Роберту Фишеру. Впрочем, главное — даже не сам проигрыш. Спасский не позволил включить в состав делегации спецов из КГБ и отказался, несмотря на приказы из Москвы, сорвать матч. Более того, он сделал все чтобы судьба шахматной короны решилась за шахматной доской. Это был воистину матч века: играли не только величайшие шахматисты, но и крупные личности. Фишер победил и стал одиннадцатым чемпионом мира.

Взглянем на эту ситуацию с позиции Москвы. Как выразился один из номенклатурных товарищей: «Мы тратим на шахматы миллионы, а получаем чемпиона мира — американца!» К тому же Фишер вовсе не был «тихим», аполитичным американцем. Он прямо говорил о советских махинациях в шахматах, начиная со сговора претендентов в Кюрасао (1962). Публично рекомендовал Соединенным Штатам не давать Советскому Союзу в кредит американскую технику и зерно. А так как Фишер стал суперзвездой, его высказывания печатались на первых страницах газет, подрывая веру в мудрость и неизбежность детанта.

Фишеру необходимо было дать по рукам. И сделать это должен был не Ботвинник, Таль или Спасский, а действительно «наш» человек. Такой человек нашелся: спрос рождает предложение.

В середине 60-х годов Анатолий Карпов был всего лишь одним из многих талантливых молодых мастеров, соперничавших за место под шахматным солнцем: за стипендии, тренеров и, конечно, заграничные поездки. Не по годам рассудительный, он быстро понял, что путь наверх зависит не только от личных успехов в турнирах, но и от влиятельных покровителей.

Обстановка благоприятствовала его планам. В те годы партийное начальство делало ставку на молодых: «старики», разгромленные Фишером, уже не годились. Карпов, с его хорошей анкетой, солидный, основательный, надежный, был именно тем человеком, на которого можно рассчитывать. Осознав это, он начал создавать себе облик примерного комсомольца-активиста: одевался в манере средней руки комсомольских вожаков — скромный костюмчик, светлая рубашка, галстук; выступал на собраниях, когда нужно, говорил то, что полагалось. Но главное, он изо всех сил налаживал полезные контакты.

В Ленинграде Карпов нашел себе тренера — «ходячую энциклопедию» Семена Фурмана; приобрел друга и наставника — умного и цепкого интригана Александра Баха (сотрудник Спорткомитета, в 1990—91 годах исполнительный директор Шахматной федерации СССР.— Ред.), который более других способствовал появлению Карпова-чемпиона; наконец, нашел «партийную любовь» — секретаря одного из ленинградских райкомов партии Анатолия Тупикина (позднее работал в аппарате ЦК КПСС, затем зампредом Всесоюзной телерадиокомпании.— Ред.). Тупикин стал председателем Шахматной федерации Ленинграда и ловко делал карьеру — в том числе и на Карпове.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России
Адмирал Колчак. «Преступление и наказание» Верховного правителя России

Споры об адмирале Колчаке не утихают вот уже почти столетие – одни утверждают, что он был выдающимся флотоводцем, ученым-океанографом и полярным исследователем, другие столь же упорно называют его предателем, завербованным британской разведкой и проводившим «белый террор» против мирного гражданского населения.В этой книге известный историк Белого движения, доктор исторических наук, профессор МГПУ, развенчивает как устоявшиеся мифы, домыслы, так и откровенные фальсификации о Верховном правителе Российского государства, отвечая на самые сложные и спорные вопросы. Как произошел переворот 18 ноября 1918 года в Омске, после которого военный и морской министр Колчак стал не только Верховным главнокомандующим Русской армией, но и Верховным правителем? Обладало ли его правительство легальным статусом государственной власти? Какова была репрессивная политика колчаковских властей и как подавлялись восстания против Колчака? Как определялось «военное положение» в условиях Гражданской войны? Как следует классифицировать «преступления против мира и человечности» и «военные преступления» при оценке действий Белого движения? Наконец, имел ли право Иркутский ревком без суда расстрелять Колчака и есть ли основания для посмертной реабилитации Адмирала?

Василий Жанович Цветков

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза