Антисоветский роман

В Британской библиотеке Мервин изучил карту Ревеля (теперь Таллина) 1892 года издания и довоенный немецкий путеводитель. Для свидания с Милой он выбрал самую высокую церковь в городе — Св. Олафа, кирку Олевисте, излюбленное место встреч, расположенную недалеко от порта. В начале августа он начал осторожно намекать Миле — не думает ли она провести свой отпуск в Прибалтике? Говорят, Таллин очень красивый город. Может быть, Мервин посетит Скандинавию числа 26-го или 29-го августа. Слышала ли Мила о церкви святого Олафа? Мила поняла намек и тайно дала понять, что приедет в Таллин.

Конечно, затея была рискованной, и перед отъездом в Финляндию 22 августа он оставил письмо, которое должны были переправить в Форин-офис, если его арестуют.

В конце месяца я сделаю одну-две попытки проникнуть в Советский Союз, чтобы увидеться со своей невестой, — писал он. — Почти наверняка я поеду в Таллин. Есть опасность, что я окажусь в советской тюрьме… Хочу заявить, что если Советы схватят меня, я не желаю никакой помощи со стороны сотрудников Форин-офиса в СССР и категорически против того, чтобы кто-нибудь из них пытался вступить в контакт с моей невестой. Надеюсь, это письмо не оставляет у вас никаких сомнений… Сожалею, что мне приходилось иметь с вами дело, но не собираюсь это делать в дальнейшем.

Он отправил письмо одному своему другу, чтобы тот переслал его в Форин-офис, если он сам не вернется к середине сентября.

До Копенгагена Мервин летел по льготному тарифу, затем ночным паромом прибыл в Стокгольм, откуда уже на другом пароме добрался до Хельсинки. На следующий день, это был четверг, он посетил офис Агентства путешествий «Калева» и заказал на субботу билет на пароход до Таллина. Оставшуюся часть дня он осматривал Хельсинки, посидел в крепости на старинной русской пушке и отправил письмо Миле, попросив ее прислать ответ в Хельсинки, до востребования. «Не могу подобрать слов, чтобы передать красоту города, — писал он. — Сияющая под солнцем спокойная гладь открытого моря с заливами и островками, по которому скользят красивые белые яхты».

В пятницу он снова зашел в агентство и, хотя не был финном, без всяких проблем получил маленький розовый билет. На следующий день в девять утра Мервин вместе с другими пассажирами поднялся на борт парохода «Вайнемюйне». Они отчалили через час, точно по расписанию.

Погода была типично скандинавской, солнечная и ветреная. Вскоре после отправления суровый русский чиновник в темном костюме начал собирать паспорта пассажиров и складывать в коробку. Взяв паспорт Мервина, он смерил его пристальным взглядом. Все два часа перехода до Таллина Мервин провел на палубе, нетерпеливо вглядываясь в даль, пока не показались высокие шпили столицы Советской Эстонии. Когда пароход пришвартовался, снова появился русский со своей коробкой и, выкрикивая имена пассажиров, стал возвращать им паспорта. Мервин ждал, чувствуя противную слабость под ложечкой. Но вот пограничник назвал и его имя, последнее в списке, и выдал паспорт, скользнув по нему равнодушным взглядом.

Спускаясь по трапу на пристань, Мервин услышал, как его окликнул по имени женский голос, но это был не голос Милы. Он увидел Надю, племянницу Милы, которая сияла радостной улыбкой, не веря своим глазам. Они с Милой ждали Мервина только на следующий день, и она оказалась на пристани совершенно случайно, просто ей захотелось пробежаться. Мила ждала ее у церкви святого Олафа. Надя проверила, нет ли за ними слежки, но ничего такого не заметила.

Мимо таможни и бастиона они направились в Старый город, а когда приблизились к церкви, Мервин увидел на скамье женщину в платке и нетерпеливо окликнул ее. Он был смущен — это оказалась не Мила.

— Мила вон там, — указала Надя на невысокую фигурку у входа в церковь.

Влюбленные обнялись. «Не могу описать свои чувства, нахлынувшие на меня в ту минуту», — писал потом Миле Мервин. Даже после двух лет разлуки он сразу почувствовал в ней близкое существо, «те же глаза, добрые, все понимающие».