Антисоветский роман

Вскоре появились слухи, что советское руководство хочет предложить обмен арестованного в Москве Брука на супругов Крогер, Питера и Хелен, американских коммунистов, которые были советскими шпионами. В 1940-х годах они в качестве курьеров обслуживали шпионскую сеть вокруг Манхэттенского проекта в США, а позднее выполняли в Соединенном королевстве менее значительные задания советской разведки. В Англии Крогеров осудили на двадцать лет за шпионаж, когда было установлено, что они руководили шпионской сетью в Портленде, где проходили испытания британских ядерных подлодок. Скромное курьерское задание аспиранта Брука никак не соответствовало тому вреду, который нанесли британской военной науке Крогеры, и Мервин, как и многие другие, заподозрил, что тот оказался пешкой в крупной игре. В интервью, которое в 1990-м Крогеры дали Би-би-си, они сами это подтвердили. Брука арестовали специально, как разменную карту, чтобы использовать для возвращения Крогеров, на чем настаивал их лондонский шеф от КГБ Конон Моло́дый, известный также под именем Гордон Лонсдейл, — он избежал ареста и скрылся на родине, когда шпионская сеть была свернута, после чего посвятил себя освобождению своих прежних агентов.

Мервину пришла в голову мысль включить Милу в какой-нибудь из шпионских обменов.

Повсюду говорят об обмене Брука на Крогеров, — писал Мервин Фредерику Камберу, бизнесмену, имеющему хорошие деловые отношения с Советским посольством, — то есть двоих К. на одного Б. Лично я могу привести множество доводов для того, чтобы включить в этот обмен и Милу. Советы воспримут это как незначительную уступку, так как любой ценой хотят вызволить Крогеров. Долгие месяцы разлуки тяжело сказываются на нас обоих, и дня не проходит, чтобы я часами не обдумывал эту сложную проблему. Вся наша жизнь заключается в переписке. У меня уже 430 писем от Милы, и сам я отправил ей около того, не говоря уже о почтовых открытках.

Проблеск надежды угас после того, как британское правительство заявило, что не одобряет идею подобного обмена: кабинет министров решительно отказался идти на уступки советскому шантажу.

Тем временем Мила приступила к изучению английского языка по грампластинкам. Она по многу раз повторяла простенькие короткие рассказы про Нору и Гарри и их пропавшую собаку, которую мясник возвратил им вместе со счетом за съеденные ею сосиски. Несколько писем Мервина по ошибке бросили в почтовый ящик ее соседки Евдокии, и Миле пришлось извлекать их с помощью ножниц и вязальной спицы. Испугавшись, что соседка скрывала от нее письма Мервина, Мила попросила его прислать список своих писем. «Они точат на меня зуб», — тревожилась Мила. Она плохо спала, видела во сне кошмары, ее преследовали тяжелые детские воспоминания.

Вчера мне приснился страшный сон. Я кричала и плакала, так что сестра решила, что я заболела. Сон был настолько реальным, что я не могу поверить, что все это только приснилось. Так что сейчас все заснули, а я продолжаю плакать. Сестра говорит, что сны очень дурной знак. Мне кажется, я родилась для этого несчастья… такая сильная боль, такая изощренная пытка. Все мои мысли и чувства отданы нашей любви. Для меня нет отступления.

Форин-офис уже не старался скрыть свое недовольство, вызванное назойливыми обращениями Мервина. Говард Смит, глава Северного департамента, который занимался Россией, рассматривал Мервина в лучшем случае как надоедливого бездельника и отвечал на его звонки раздраженно, а порой даже грубо.