Читаем Антисоветский Советский Союз полностью

Этого не знает никто, потому что заседания проходят всегда при закрытых дверях. Но стоило мне напрячь воображение, как я сразу увидел участников совещания и услышал, о чем они говорят.

Правда, это случилось не сегодня и не вчера. А еще во время первого раунда переговоров, до того как один из участников попал в московскую больницу на улице Радио, где проходит курс лечения от алкоголизма.

Американец. Хало, Юрий. Найс ту си ю эгейн. Очен рад тебья видеть опять.

Советский. Я тоже рад тебя видеть, старик. Как поживаешь?

Американец. О, файн. Прекрасно поживаю.

Советский. Я и вижу, что прекрасно. А чего тебе не прекрасно? Ты себе здесь сидишь, доллары капают, время идет. Не жизнь, а малина, старик.

Американец. Ну, я тоже делаю надежда, что и у тебя дела идут замечательно.

Советский. Да что ты, да куда там, да откуда замечательно! Башка, старик, болит, сейчас лопнет. Вчера, понимаешь, с послом две бутылки вашего виски раздавили, а потом еще пивом заели. О-о!

Американец (сочувственно). О-о! Виски и пиво! Это не можно, Юрий. Виски и пиво не совместительно. Это не прекрасно. Виски и содовая вода – это хорошо, а виски и пиво… Нет, только виски и сода.

Советский (с отвращением). Бррр! Ты что, старик, какая сода! Сода это когда изжога, тогда, конечно, да. А так нет, старик. Мы по-вашему пить не будем. Это вы думаете, американский образ жизни – это что-то такое. Виска, сода, горячие собаки, хау ар ю, файн. Скучно живете, старик. Скучно. Вот мы с послом вчера выпили, закусили, песни попели (Поет). «Если б знали вы, как мне дороги подмосковные вечера…» Знаешь эту песню? Нет, старик, нет, не могу петь, башка трещит. Ох, зачем же я столько пил! Зачем гробил здоровье! Это ж вредно, старик, вредно пить столько. У меня же печенка болит, у меня цирроз начинается. Нет, нет, нет. Все, старик, хватит, завязываю раз и навсегда. Никогда больше пить не буду, в рот не возьму. Ой! Хотя, конечно, похмелиться неплохо бы. У тебя с собой нет случайно?

Американец (испуганно). Что ты имеешь в виду, Юрий?

Советский. Ну, что я имею в виду? Ты что, маленький, не понимаешь? Я говорю, нет ли у тебя с собой чего выпить? Водка, джин, виски. Мне немного, грамм сто пятьдесят-двести, и я в порядке.

Американец. К сожалению, здесь алкогол я имею нет, Юрий. Я с собой никогда не носить алкогол. Я утром никогда не пить алкогол. Утром надо не пить алкогол, а делать хороший джогинг. Вот так (начинает бегать по комнате трусцой). Давай вместе делать хороший джогинг.

Советский. Давай, давай… (Бежит вместе с американцем).

Американец. Вот так. Не надо делать спешка. Надо ровно дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох… Надо бегай ровно, не надо догоняй, не надо перегоняй, надо бегай ровно и релаксировать. Вдох-выдох…

Советский. Вдох-выдох, вдох-выдох… Ну, хватит, хватит. Что я тебе, нанялся? Вы, американцы, всегда хотите, чтоб все по-вашему, а мы за равенство. Немножко по-вашему, немножко по-нашему. Я с тобой побегал, а ты мне за это налей.

Американец. Я не могу налей, потому что я не имею.

Советский. О-о! А для чего же ты с собой такой здоровый портфель носишь? Чем он у тебя набит? Предложениями, что ли, вашими? Насчет ракет? О-о, старик, нет, мне сейчас не до ракет. Мне эти ракеты сейчас до фени. Мне бы вот похмелиться. Или хотя бы рассольчику тяпнуть. Ты когда-нибудь рассол пил? Да нет, я вижу, не пил. Зря, старик, хорошая вещь. Особенно, если холодный, из погреба. Ну, конечно, сейчас какие погреба. Погребов нет, одни холодильники. У тебя какой холодильник?

Американец. Холодильник?

Советский. Холодильник, холодильник. Рефрижерейтор, по-вашему.

Американец. Ай си. Рефрижерейтор. Холодилнык. Я не помню. Я думаю, что имею большой холодилнык.

Советский. Я понимаю, что большой. У вас все большое. Машины, дома, холодильники. Я тебя спрашиваю, какой марки? Фирма какая?

Американец. Фирма? Я не помню. Я думаю, может быть, «Дженерал Электрик» или, может быть, что-нибудь в этом роде.

Советский (с грустью). А у меня «Розенлев» Финский. Это тебе, конечно, не «Дженерал Электрик» и не «Сименс», но тоже ничего. Конечно, я мог бы отсюда приволочь и «Сименс», мне никто ничего не скажет, начальник таможни – мой друг. Личный. Да валюту жалко. Это же здесь такой холодильник сколько стоит, если на доллары? Полтыщи. А на полтыщи долларов, знаешь, сколько джинсов можно купить? Двадцать пять пар, не меньше. А если эти джинсы толкнуть в Москве? Ну, уж две сотни я за пару возьму, как пить дать. (Поет). Если б знали вы, как мне дороги… Представляешь, двадцать пять умножить на двести. Значит, так. Два умножаем на два… Два на два… Два на два сколько будет?

Американец. О'кей. Два на два… Два на два… Момент, я имею карманный калькулятор. Вот, два… умножить на два. Четыре.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары