Оглянувшись, Лола увидела, что вчерашняя женщина стоит в двух шагах от нее под яблоней. Пальто на ней было аккуратно застегнуто, и она протягивала Лоле телефонную трубку с таким видом, словно это входило в ее обычные утренние обязанности.
— Доброе утро. — Голос Романа тоже звучал в телефонной трубке так, словно он привык начинать каждый свой день именно беседой с женщиной, гуляющей вокруг его дома. — Осмотрелась? Позавтракай, а потом поезжай с Аллой Гербертовной в магазин.
— Зачем? — оторопела Лола. — И кто…
— Алла Гербертовна стоит рядом с тобой. Она у меня ведет дом. В Жуковке есть бутики, она тебе покажет. Купи себе платье и всякое прочее. Сумочку там, туфли, побрякушки — не знаю, что еще нужно.
— Кому нужно? — поинтересовалась Лола. — У меня есть платье.
— Это которое вчера на тебе было? Из бабушкиной скатерти? Вечером мы едем потусоваться, купи другое.
— Я обязательно должна ехать с тобой? — на всякий случай уточнила она.
— Конечно. Бухарский эмир желает, чтобы его сопровождала новая наложница. А раз ты все еще здесь, значит, тебя это не шокирует.
Его слова звучали как шутка, но произнесены были совершенно серьезным тоном. Этот человек вызывал у Лолы если не шок, то оторопь. Может, все богатые люди так разговаривают с женщинами и так себя с ними ведут, или только в Москве, или только он? Она никогда не видела богатых людей, никогда не была в Москве — давний детский приезд не в счет — и ничего во всем этом не понимала.
Наверное, оторопь почувствовалась даже в ее молчании.
— Вот и хорошо, — восприняв молчание как знак согласия, сказал Роман. — Я буду в восемь, к этому времени успеешь привести себя в порядок.
Лола опустила руку, и домоправительница тут же взяла у нее гудящую телефонную трубку.
— Елена Васильевна, завтрак на столе, — сказала она. — Я накрыла в маленькой столовой. Это рядом с кухней, Роман Алексеевич всегда завтракает там. Машину подадут в половине первого. Вам хватит получаса, чтобы поесть?
— — Д-да… — пробормотала Лола. — А куда мы поедем?
— В Жуковку. Это рядом, и там достаточно магазинов. Ехать сейчас в Москву нет смысла — самые пробки. Лучше в Жуковке купите себе что-нибудь на вечер, еще и отдохнуть успеете.
«От чего отдохнуть? — подумала Лола. — Что я, бетонные плиты собираюсь покупать?»
Но, видимо, представления домоправительницы о том, что такое усилие и что такое отдых, были иными, чем у нее. Лоле вообще было не по себе в обществе этой безупречной дамы. У них в доме всегда было чисто, и обеденный стол всегда был застелен скатертью, и ножи были так же обязательны, как вилки и ложки, но все же еда никогда не становилась таким размеренным ритуалом, каким она смотрелась в исполнении Аллы Гербертовны. Когда та наливала кофе из серебряного кофейника, то это выглядело так, будто идут съемки какого-то фильма. А движение, которым она, окинув взглядом сервировку, на сантиметр переставила сливочник, и вовсе показалось Лоле пугающим в своей необъяснимой значительности.
— Мой дед был англичанином, — сказала Алла Гербертовна. — Поэтому любовь к ритуалу у меня в крови.
— А Роману Алексеевичу вы случайно не родственница? — спросила Лола. — Мысли, во всяком случае, читаете, точно, как он… Он тоже англичанин?
— Нет. Хотя среди его предков, возможно, были скандинавы. Его фамилия Кобольд — это ведь, кажется, какое-то существо из северных мифов? А я ему не родственница, просто была когда-то его соседкой по лестничной площадке. Когда Роман разбогател, а я обеднела, он предложил мне работать у него. И мы оба довольны. Он — потому что дом ведется так, как он всегда мечтал, а я — потому что зарабатываю на жизнь нетягостным трудом. Это в наше время дорогого стоит, Елена Васильевна, — бесстрастно улыбнулась она. — Насколько мне известно, Роман решил оставить вас у себя? Считайте, что вам повезло.
— Вы так говорите, как будто я кошка, которую хозяин по доброте душевной принес с помойки. И все его домашние качают головами: ах, как ей, приблуде, повезло!