Антисвинизм. Чёртов узел

Роли сладкоголосых и благозвучных вампиров, которые, вбрасывая в общество сладкий яд красивых и справедливых слов, отравляют его, высасывая из него все жизненные силы. А дальше, после того как это общество гибнет, для народа, поверившего в эти прекрасные слова и выпившего сладкого яду, наступают тёмные времена.

Но всегда, даже в самом продуманном, тайном преступлении обычно имеется непредвиденное обстоятельство или свидетель. Рано или поздно это обстоятельство, или этот свидетель, всегда выплывает наружу, и отравляют жизнь сладкоголосым обманщикам.

Наша история – не исключение. И подтверждение тому то, что, несмотря на засекреченность этого дела, мне удалось всё-таки раскопать правду. Нет, я нашёл её не в официальных летописях или криминальных архивах. Хотя и это, наверное, есть. Я нашёл её в виде старой, всеми забытой рукописи на чердаке старого разрушенного дома моего деда. Она была никому не нужна и неинтересна, и, слава Богу, что её никто не использовал для растопки печки. Как она туда попала для меня, так и остаётся секретом. Думаю, что этот секрет будет мной не разгадан до конца моей жизни. У меня есть предположение, что рукопись была утеряна во время Великого голода, когда представители американской общественности раздавали в этой деревне крестьянам продовольствие. Может так, а может, мой дед нашёл её где-то в Европе во время Великой войны. Не знаю. Да это всё уже не так важно. Но вернёмся снова к нашим героям.

В нашей истории тоже был такой свидетель. И не просто свидетель, а непосредственный участник событий, который во время расправы над Стивом, его семьей и работниками, наблюдал за всем происходящим со стороны. Этим свидетелем была Джесси. Когда она смотрела на участь Стива и его детей, то сердце её переполняла жгучая ненависть ко всем убийцам, невзирая на их породу. Особенно остро это чувство у неё было к Пирату и Соломону. Последнего она не знала лично, но, видя участь детей Стива, с которыми она жила рядом и играла, и страшную судьбу которых она невольно распространяла и на своих будущих детей, ненавидела ещё больше, чем Пирата.

Она была на пике своего человеческого сознания и была уже не просто сукой. Она чувствовала себя женщиной, обиженной, брошенной и униженной этим человеком. Этот человек сначала забрал у неё любимого, а теперь ещё приказал уничтожить её саму вместе с ещё не родившимся потомством. Если бы Джесси была обычной сукой, она покорно приняла бы свою судьбу. В лучшем случае, она постаралась бы убежать подальше и спрятаться. Но она попробовала чудодейственный хлеб. Она съела аналог так называемого «яблока с Древа Познания добра и зла». И теперь она узнала доселе неведомую для неё жажду – жажду мести.

Джесси в этот момент была не одна. Вместе с ней на всё происходящее смотрели осёл Савл, которого она, под предлогом «воли божьей», взяла с собой таскать мешки с хлебом, и кобель Цезарь, в своё время потерявший её из-за Пирата и предупредивший Джесси о том, что тот приказал её убить. Джесси быстро оценила ситуацию, преданность Цезаря и сделала всё возможное, чтобы он остался с ней.

Она рассказала Цезарю почти всё, о чём знала. Она поведала ему о том, что Пират – обычный пёс, проходимец, обманувший и бросивший её. Научившись по-человечески, а точнее по-женски применять слёзы, Джесси не преминула пустить в ход это верное психологическое оружие. Не рассказала она только о Соломоне, ибо посчитала, что это пока преждевременно. В этом был смысл, так как вера в высшего бога, наделившего Савла и Цезаря способностью мыслить и разговаривать по-человечьи, была очень сильна и попытка разрушения этой веры могла привести Джесси к катастрофическим последствиям. Она уже один раз попробовала это сделать с Пиратом и еле унесла после этого ноги. Плюс ко всему, к Соломону у неё был свой личный счёт. Она решила отомстить ему не только за себя, но и за невинно убиенных хозяев.

Когда она помогала Пирату, она и подумать не могла, что всё это закончится такой трагедией. Пират любил и боготворил своего хозяина, но и Джесси, протрезвев от несчастной и обманутой любви, тоже осознала, что любила своих хозяев, их детей и тех людей, которые жили с ней в одном доме. Она ощутила чувство вины перед ними. Это тоже было неизвестное ей доселе чувство, гложущее и не проходящее. Это было даже не чувство вины, а осознание греха.

Именно осознание, а не инстинкт. Побороть это осознание можно было только снова став собакой. Но совершать духовное самоубийство у Джесси не было никакого желания. Поэтому загладить эту вину для неё могла только месть.