Антитело

— Знаешь что, Аня — если у вас там творится какая-нибудь чертовщина, я совсем не удивлюсь. Место вполне подходящее.

Трубка ответила тишиной.

— Аня? Ты там?

— Да.

— Что у вас происходит? Там снова плохо?

— На месте Кокошино сейчас ферма. Там четыре человека: семья с маленькой девочкой и племянник хозяина. Девочка заболела и ее мать тоже. Ко мне приходил этот парень, его зовут Глеб, он рассказывал про лес. Все как ты сейчас говорил и… Я действительно что-то чувствую. Там очень плохо, Федор! Очень плохо!

— Похоже, история повторяется?

— Да. Видимо так.

— А рядом еще есть деревни? Что-нибудь?

— Титовка. Примерно в километре от них.

— И как там?

— Не знаю.

— Да-да-да… Что будем делать?

Анна промолчала.

«Делать. Что тут можно делать?»

— Аня, не исчезай!

— Я здесь. Просто не знаю, что тебе сказать.

— Ладно. Давай сделаем так — у меня сейчас отпуск. Пожалуй, я заскочу в ваши края. У тебя найдется комната?

— Да. Конечно!

— Вот и отлично! Придумаем что-нибудь. В конце концов, на дворе двадцать первый век. Позовем ребят в защитных костюмах, лаборатории. Буду у тебя завтра утром.

— Боюсь, не помогут там защитные костюмы… Хорошо. Жду тебя.

— Ты только ничего пока не делай. Просто жди. У меня есть кое-какой опыт. Ты и представить не можешь, сколько чертовщины творится на свете. Обо всем и не напишешь!

— Я бы не хотела этого знать.

— И правильно! Значит, до завтра?

— До завтра.

Голос в трубке переменился. Стал мягче и как будто ближе.

— Не волнуйся, милая, мы все поправим.

— Да. Да, я надеюсь.

— Ну, пока!

— Пока.

Знахарка положила трубку и тяжело села на стул, скрипнувший под ее весом. Ей стало жутко. Разговор нисколько не утешил ее, наоборот — он вызвал ощущение безнадежной тоски. Казалось, черная тень накрывает их край, и в ней нет ничего из тех бездушных явлений природы, с которыми она обычно имела дело. Это было зло. Настоящее, первородное, имеющее цель. Единственную цель — сеять смерть. Впервые в жизни Анна подумала о том, что у ее дара может быть предназначение.

Она встала, прошла в угол, где висела старая бабушкина икона, опустилась на колени и, перекрестившись, зашептала что-то быстро-быстро.

6

Глеб стоял у стола и резал мясо большим разделочным ножом. Дядя сидел рядом на стуле и внимательно наблюдал за процедурой. Это навязчивое внимание раздражало. Умом Глеб понимал, что находится под подозрением, и тому есть причины. Нож в его руках для домочадцев выглядит оружием, а не кухонной утварью. Он понимал это, но эмоции бурлили в груди, как на медленном огне. И готовили они обиду. Раздражение.

В этот день тетя так и не поднялась с постели. Она то просыпалась, то засыпала вновь, разговаривая в минуты бодрствования страшным шипящим шепотом. У нее держалась высокая температура, и дядя, пользуясь всеми известными ему средствами, как мог, сбивал ее. Иногда ее охватывало затмение: она говорила что-то про свою институтскую подругу, которую не видела уже много лет; пыталась встать, утверждая, что чувствует себя хорошо и должна убраться в доме. Несколько раз хотела пойти к Аленке, но дядя препятствовал этому, уговаривая ее вернуться в постель. Пока что уговоры действовали.

Несколько раз она спрашивала, где Глеб.

По сравнению с родителями, Аленка чувствовала себя гораздо лучше. У нее болело горло, не дышал нос, но температуры не было. Она могла ходить, и дядя много времени проводил с ней, играя или рассказывая сказки.

Сам он заболевал все серьезнее. С самого утра его бил озноб и, несмотря на теплую погоду, по дому он ходил в свитере.

Глеб положил мясо в кастрюлю.

— Ну вот, скоро будем обедать.

Он тщательно вымыл нож и демонстративно медленно вернул его на место.

— Не знал, что ты умеешь готовить.

— А я не умею. Меня Настя инструктировала.

— Ты говорил с ней?

— Да.

— Как там у них дела?

— Нормально.

— Ей нельзя приезжать сюда. Ни в коем случае.

— Она не приедет — не волнуйтесь. Сюда никто не приедет.

Дядя кивнул.

— Как там с крестами?

— Потихоньку. Много работы.

— Ничего нового?

Глеб вспомнил про картошку.

«Сказать или нет?».

— Нет. Ничего.

— Понятно.

— Последите за мясом. Вода не должна выкипеть. Через час поставьте картошку.

— Ладно.

Глеб направился к двери. Дядя придержал его за руку.

— Спасибо.

— Не за что. Я буду на улице. Вы ложитесь. Отдохните пока.

7

На поле опустились сумерки. Голос в приемнике то и дело пропадал, скрываясь за бессмысленным шумом помех. Глебу приходилось отвлекаться от работы и крутить ручку настройки, пытаясь поймать ускользающую станцию. Деревья отбрасывали на поле длинные мрачные тени. Поднялся ветер.

Музыка, которая раньше бодрила и помогала отвлечься, стала угнетать. Голос ди-джея постоянно изменялся, становясь то выше, то ниже, как будто начинал говорить другой человек. Солнце медленно опускалось в лес.

Глебу было неуютно и тревожно. Он выключил приемник, и в наступившей тишине стало слышно завывание ветра, унылое и пустое.

«Надо было взять плеер».