Антиутопия

Так рассуждал, огорчаясь, старик-вахтер, – тот самый, сидевший на входе в подъезд петербургского дома, где стерегли российского экс-президента. Бывший питерский инженер (когдатошний, давным-давно), вахтер на своей нынешней ночной работе зевал, скучал, но ведь не мерз!.. и, стравливая бессонницу, думал от нечего делать о Времени... о сторожимом экс-президенте... о том, как загоняют стариков (наконец-то его мысль развернулась!).

Почему, рассуждал он в тишине ночи, почему эта травля так припахивает мне духовной мертвечиной?.. Да, да, хороший наивный вопрос (когда в России вымерзают целые кварталы домов!). Именно сейчас этот вопрос... Именно сейчас. Малоодаренные, кичащиеся, глумливые и бессердечные, чему они, сутяги нынешние, так суетно рады? И почему я, старик, не ценя, не любя их, – принимаю их всерьез? Почему, доверчивый, так охотно забегаю вперед в общее с ними будущее?..

Он сплюнул в угол. Старики ворчливы и редко довольны настоящим.

–Кто следующий? – те же вопрошающие слова под газетной фотографией были на этот раз намекающе ядовиты.

Из Санкт-Петербурга, веером расходясь, вновь полетели по всему свету газеты, а в них – снимки, изображавшие российского экс-президента. Но экс уже не был в боевом кимоно на татами. Его фигуру не подпоясывал знаковый черный пояс. И он никого не бросал с легкостью через бедро. На этот раз российский экс-президент сидел в инвалидной коляске – отключившийся, с усталыми затуманенными глазами. А кто-то из верных людей нервно и с натугой толкал коляску вперед, поспешая скрыться в подъезде.

Кто-то из этих верных не уследил: когда в очередной вторник из маленького спортзала-квартиры экс-президента (и экс-борца), как обычно, увозили домой, капюшон его вдруг откинулся – дряхленький старичок стал на виду весь как есть. Возможно, капюшон просто сбросило ветерком. Но, возможно, кто-то из окружения поддался на деньги и «случайно» отвел капюшон рукой. Кого-то купили. Не зря же в кустах возле дома возник фоторепортер. И у самого подъезда еще двое шустрых со вспышками. Сработали чьи-то лишние деньги. (Как сработали они в параллель и в американском случае. Едва только сдают старика, появляются и рядом фигурируют деньги. Снег зимой.)

Фото ослабевшего российского старичка было повсюду встречено вздохами облегчения, а то и воплями заждавшейся радости. Люди в кафе вскакивали с мест и трясли над головой пачкой газет: наконец-то! Не ушел от нас!.. видите, каков он! пора!.. Гаагский трибунал тотчас назначил дату судебного процесса. Российские власти, как это с ними бывает, всё чего-то смущались. И пока что не решались выдать своего увядшего экса вот так напрямую. Но уже говорили, что у властей есть тихий сговор с кем-то из прибалтов. Те (все еще натовцы) готовы выкрасть экса и полностью взять его экстрадицию на свою прохладную совесть. От Петербурга, скажем, до Таллина – это просто рядом. А от Таллина до Гааги хорошим самолетом... ууу-ух! не успеет и кофейку себе спросить!

Все калькуляторы – на столе, на ковре и тот, что у изголовья, – показывали американскому экс-президенту, что его честные деньги, отложенные на борьбу со Временем (с надвигающимся Судом), уже на исходе. Деньги кончались. Теперь, как и в Росcии, не составляло труда заплатить кому-то из его окружения больше, чем платил он сам. Кого-то купили. Поначалу подозрение в подкупе пало на старого выпивоху Гарри (один из старинных приятелей), – этот Гарри в обиде застрелился. А тот, другой, кто сдал экс-президента фоторепортерам, уже не медля сбежал в другой штат (и писал там оправдывающие себя мемуары).

Но дела было не поправить. В тот черный вторник (день в день с российским коллегой) при попытке прокатиться верхом американский экс-президент упал – одряхлевший ковбой в первую же минуту свалился с лошади. И точно так же за кустом (рядом!) оказался пройдоха фотограф.

Жалкое, потерянное лицо упавшего американца газетчики находили схожим с отключившимся, жалким лицом российского экс-президента. Позже это совпадение дня (этот черный для обоих вторник) журналисты также назвали Однодневной войной, – которую оба старика вдруг проиграли.

Американские газеты, больше, чем какие-либо, растиражировали лицо, лишенное жизни. Лицо старика с помутневшим взглядом и раскрытым ртом. В шаге от щиплющей траву тихой лошадки он ронял детские слюнки, а его подымали с земли... а его вели под руки... а его везли в коляске (похожей на российскую) поскорее в дом и в постель.

Теперь и в прежде нейтральных штатах уверенно проголосовали за скорейший над ним суд. Верховный Судья-председатель назначил всеми ожидаемую дату.