Антивоенный синдром или преданная армия?..

Что касается форменной одежды, то она, по идее, существует как раз для различия, а не «обезличения» и призвана именно отличать военнослужащих по различным критериям друг от друга и от служащих других ведомств и организаций. Кстати, собрание какого-нибудь гражданского «партийно-хозяйственного актива» в одинаковых костюмах представляет гораздо более унылое зрелище для глаза, чем разнообразие даже нынешней военной формы. Не говоря уже о том, что ношение едва ли не всем населением страны определенного возраста абсолютно одинаковых джинсов, маек, кроссовок или иной добровольно принятой себе на период господства данной моды «формы» (и без всякой «производственной» необходимости, а только по стремлению «быть, как все») почему-то не принято считать проявлением примитивности мышления. Вершинным достижением «свободной мысли» этого толка может, наверное, считаться статья А. Куценко (в одном из осенних «Огоньков» 1989 г.) «Мундир административной системы», выдержанная в духе тотального отрицания всякого намека на форменную одежду, доходящего до полного идиотизма. Избрав своей мишенью такую элементарно необходимую и существующую в любом государстве вещь, как знаки различия государственных служащих, автор не вспомнил о том, что как раз в наиболее тоталитарных обществах при возведенной в принцип «всеобщей уравниловке» упраздняются всякие формальные знаки различия (в том же Китае в наивысший разгар «культурной революции» знака различия были упразднены даже в армии).

Соответственно и человек, носящий мундир, представляется интеллектуально и культурно неполноценным. Именно такой взгляд на офицера формируется в нашем обществе. Довольно полно он выражен в одном из писем, поступивших в ответ на статью в журнале «Слово»: «Тов. полковник! Вы — апологет застоя, замалчивания, перестраховки, «патриот» армии, защищающий честь мундира, плохо разбирающийся в литературе (как и все офицеры), не знающий психологии и т. д. и т. п. В общем, вы — офицер, и этим все сказано». Судя по тому, что многие офицеры стали избегать носить форму, чувство собственного достоинства в военной среде оказалось более зависимо от либеральной болтовни, чем от уважения к своему жизненному выбору.

Что ж, чувство собственного достоинства и гордость принадлежностью к офицерскому корпусу, похоже, действительно не относятся к сильным сторонам сегодняшней армии. Да и откуда им взяться? Ни отношение к армии со стороны тех, кто должен о ней заботиться, ни отношения внутри самой армии, ни (что в значительной степени является следствием) сам состав офицерского корпуса не дают оснований ожидать проявления этих черт в офицерской среде.

В обществе, где статус и материальное обеспечение армии высоки, она имеет возможность отбирать в свои ряды его лучших представителей, что обеспечивает престиж как им, так и армии. Но какое чувство собственного достоинства может быть у неудачника, поступающего в военное училище лишь потому, что там меньше конкурс, или потому, что он не надеется успешно конкурировать со сверстниками в «гражданской» жизни (а в армии, по крайней мере, хоть на несколько ступенек он автоматически продвинется)? Каким самоуважением может обладать человек, которому за десятилетние скитания без собственного угла, за ненормированный рабочий день (часто без выходных), за ответственность за жизнь и здоровье подчиненных платят гроши да еще приходится терпеть всяческое хамство со стороны окружающих, усиленное социальной незащищенностью?

Взаимоотношения в офицерской среде не могли не отразить ситуацию во всем обществе. Согласно опросам более 60 проц. офицеров связывают эту незащищенность с получением от своих непосредственных начальников приказов и распоряжений, противоречащих уставным нормам и затрагивающих их личное достоинство. Недаром на II Съезде один из депутатов, рассуждая о девальвации понятия офицерской чести, говорил: «И я часто, когда думаю об этом, вспоминаю кинофильм, который прошел по телевидению, «Адъютант его превосходительства». Каковы были в русской армии традиции взаимоотношений военнослужащих между собой! Это далеко от того, что мы имеем сегодня». Но если раньше начальник, обращаясь к младшему офицеру, не мог игнорировать того, что его подчиненный — такой же дворянин, как он сам, и его невозможно унизить, не унижая самого себя, то в обществе, где в принципе отсутствует понятие сословной чести, было бы странным ждать какого-то особого уважения и к личности офицера.