Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)

— Виды имею. И у Мариинского я не случайно. Как вы выглядите со стороны, хотел посмотреть. Я вас приглашаю на работу в министерство культуры. Что думаете по поводу моего предложения? Мне о вас Мелентьев, наш нынешний министр, рассказывал. Помните своего бывшего директора издательства «Молодая гвардия»?

— Естественно, — отвечаю я.

— Он мне говорил о вас как о прирожденном лидере, организаторе. Вы, по его словам, став комсомольским вожаком этого издательства, за год раскрутили молодежь. А недавно я попросил своего помощника подобрать ваши публикации. И не только те, которые идут под фамилией Якушин. — Стриганов хитро усмехается. — Неплохо, очень даже неплохо! А по поводу зеленоградской овощной базы, — Василий Михайлович хохочет, — высший пилотаж.

— Спасибо! Но меня за этот высший пилотаж чуть из партии не исключили! — отвечаю я.

— А в чем причина? — удивляется Стриганов.

— В горкоме партии, где рассматривалась эта статья, сказали, что я необъективно и предвзято истолковываю события.

— Но все обошлось, как я понимаю?

— Обошлось, но нервы потрепали.

— Вот что, Якушин, — хлопает меня покровительственно по плечу Василий Михайлович, — я беру вас под свою опеку и обещаю интереснейшую работу! Согласны?

— Согласен, — усмехаюсь я, — но на мне висят два незаконченных дела. Работы там на полтора-два года.

— Будете сочетать. Пару библиотечных дней в неделю вам достаточно?

Я соглашаюсь.

А второе событие — встреча с Владимиром Алексеевичем Чивилихиным. Мой друг Вадим Рыковский, ответственный секретарь газеты «Советская культура», приглашает меня в субботу в ресторан Дома журналистов:

— Закажем раков, возьмем по паре кружечек пивка, — сладостно поет он в телефонную трубку. — Мы так мало с тобой видимся.

В ресторане у сотрудников этой газеты свой столик, и когда я вхожу в зал, то вижу, что Вадим за ним не один. С ним мужчина средних лет в очках, с залысинами на лбу. Раки и пиво на столе.

— Познакомься, Гена, — представляет он мне его: — Володя Чивилихин из «Комсомолки». Денежный человек, за «Клавку Иванову»,[126] да «Елки-моталки» премию Ленинского комсомола отхватил.

Я моложе и Рыковского и Чивилихина, но не чувствую себя не в своей тарелке. Наоборот, я с ходу включаюсь в беседу, которую они начали еще до моего прихода. Тема их разговора меня давно волнует. Владимир Алексеевич делится своими задумками о публикации серии своеобразных репортажей из минувшего века.

— Возьмите Козельск, — говорит он, — лесной городок Северской земли. Степняки, обладавшие огромным опытом штурма самых неприступных твердынь того времени, не могли взять его сорок девять дней! И по справедливости Козельск должен бы войти в анналы мировой военной истории наравне с такими ратоборческими гигантами, как Троя и Верден, Смоленск и Севастополь, Брест и Сталинград. Но об этом событии мало кому известно. И виноваты в этом мы, журналисты, писатели. Скажи, Вадим, положа руку на сердце, будешь ты пробивать мои материалы на эту тему у себя?

— Володя! Я то — буду, а выше… — сразу как-то сникает Рыковский.

— Товарищи, — вступаю я в разговор, — как известно, точкой отсчета российской государственности считается призвание варяжских князей, начало на Руси династии Рюриковичей. По этому поводу проводятся торжества, юбилеи. Это дурь какая-то. Вообще обращение к этой дате, на мой взгляд, является ущербным для русского человека! — горячусь я.

— Не горячись, Гена! К чему заводить этот разговор? Он ни к чему не приведет. Сейчас же у нас за столом появятся «норманисты» и «псевдопатриоты», — смеется Чивилихин. — Спор по этому вопросу длится с восемнадцатого века.

— Я убежден, что началом Российской государственности надо считать 25 июня 860 года! — почти кричу я, вскочив со стула. — Я имею в виду фактическое, дипломатическое признание русского государства Византийской империей и всеми крупными государствами того времени.

— Гена, давай все по порядку, — успокаивает меня Вадим. — Лично я ничего не понимаю. Начни с отправной точки, с причала.

— В Брюссельской библиотеке хранятся византийские рукописи одиннадцатого тринадцатого веков и так называемая Хроника Манасии. В ней перечень римских и византийских императоров и комментарии к событиям, при них происходящим. Так вот, после имени византийского императора Михаила III следует сообщение о том, что при нем 18 июня 860 года произошло нашествие Руси на Византию. Есть и дата окончания нашествия и заключения между Русью и Византией договора «мира и любви» — 25 июня 860 года. Понятно?

— Теперь понятно, — улыбается Владимир Алексеевич. — Я слышал об этих документах, но в руках не держал. А откуда у тебя такие сведения?

— Из Института истории, — отвечаю я. — Знать надо, с кем дружить. Кстати, ни русские летописи, ни Византия не знали ни Киевской, ни Новгородской Руси, а знали лишь одно государство — Русь. Кроме того, эти рукописи дают сведения о ежегодной уплате дани Византией Руси за мир и покой. Правда, мы эту Византию раз пять долбали и до 860 года, за то что она нам дань вовремя переставала платить.