— Вам нельзя спускаться в подвал.
Лорен медленно обернулась. В углу стояла Дана. Ее губы были измазаны свежей алой кровью. Над нижней губой нависали два длинных зазубренных клыка. Из спины торчали тонкие, бледные остовы крыльев, а кожа приобрела цвет слоновой кости. На желтых, налитых кровью глазных яблоках выделялись огромные зрачки, темные и мертвые. Лорен не могла отвести взгляд ни от них, ни от кровавой кучи на полу. Существо, которое когда-то было Даной, отбросило прочь чье-то тело, сотрясаемое конвульсиями; из яремной вены все еще хлестала кровь.— Вам нельзя спускаться в подвал, — повторила Дана, и теперь ее голос походил на рычание.
Дверь распахнулась. Лорен услышала крики — человеческие голоса. Что-то с силой ударило ее по затылку, и она погрузилась в милосердное забытье.13Она очнулась от тонкого, высокого жужжания какого-то агрегата и боли. Она была привязана к столу, и Раким склонился над ее левой рукой, работая иглой для татуировок. Из крошечных дырочек сочилась кровь.— Прости, не удалось спросить тебя, где лучше сделать картинку, поэтому я решил на предплечье. Большинство так делает.
Он вытер кровь кусочком ваты из коробки, подобной той, которые она приносила из магазина каждую неделю.С другого конца комнаты к ней подошел Йоханнес, такой прекрасный и золотоволосый, что у нее заныло в груди. Он ласково погладил ее по волосам — она видела, что он так гладил наркоманов, — и нежно поцеловал ее:— Лорен, все хорошо. Расслабься.
Она начала извиваться.— Вы убили Антонио!
— Он сам виноват. Не надо было лезть к нам.
— К тому же он оказался невкусным, — неодобрительно заметил Раким. — Жду не дождусь, когда мы развернемся как следует и перестанем питаться объедками. Может, мне удастся отхватить себе какого-нибудь светского льва с Парк-авеню. Эй, не дергайся, а то некрасиво получится.
Она снова почувствовала боль в руке.— Я отправлюсь с тобой в первый раз, — ласковым голосом пообещал Йоханнес. — Это не так уж страшно. Сама увидишь.
— Ты привыкнешь. А потом это будет ужасно занятно. — В дверном проеме стояла улыбающаяся Алекс. — Скоро ты перестанешь думать об этом так, как сейчас.
Раким закончил свою работу и снова вытер ватой руку Лорен. Рука болела, черный знак «Ангелус-хауса» выделялся на покрасневшей коже. Йоханнес расстегнул ремни, которыми она была пристегнута к столу:— Ты свободна идти куда хочешь. У тебя двадцать четыре часа. Если ты никого не убьешь, тебе станет очень плохо. Но если решишь стать одной из нас, ты должна вернуться сюда до восхода солнца. Выбор за тобой.