Антология черного юмора

Несмотря на то, что годы, разделяющие первое и второе издание этого сборника, были отмечены некоторым историческим застоем, они оказываются ничуть не менее важны в плане эмоциональном, поскольку будущее, в своих самых прямых и обыденных проявлениях, стало в это время поразительно случайным и непредсказуемым. Что будет с этим приблизительным грядущим — или столь же условным его отсутствием? Ответ на этот вопрос можно дать, лишь узнав, чем дышит, чем живет сейчас род человеческий — и ничто так не поможет нам в этом, как обращение, даже своего рода воззвание к творчеству, являющемуся на сей день самым молодым и вдохновенным.

Без малейшего колебания могу сказать, что в 1950 году таким избранником видится мне творчество Жана-Пьера Дюпре, хотя (или, скорее, именно потому что) в последние годы мало появлялось столь же «трудных» для восприятия вещей. Но в этот непроходимый лес, поверьте мне, стоит углубиться. Так уж получилось — и ни он, ни я не в силах тому помешать — что в составе сегодняшнего черного юмора, по сравнению с тем, каким он был еще десять лет назад, следует значительно усилить дозу собственно «черного». Дюпре сумел представить нам такую черноту, которая богатством своих красок не уступит солнечному спектру. Его юмор сияет не менее таинственно, чем в «Игитуре»: «Выходит из комнаты и пропадает на лестнице (вместо того, чтобы скатиться по перилам)», — но при этом еще и зорко тлеет под слоем пепла («После того, как утонуло море и была похоронена земля, дальше все пошло по нарастающей: огонь сгорел дотла, а воздух растаял в дымке нового пламени, вспыхнувшего от этого хаоса»). Луч света, призванный обычно освещать, в данном случае скорее скрывает от нас истинного Дюпре, принца из Королевства Двойников, пусть и представляя его в самых завлекательных обличьях. О главной же их этих аватар сам принц сообщил нам крайне мало — мы знаем лишь, что он живет с супругой, «Чернавкой Уэлиной», в избушке прямо посреди диковинного леса, где всюду рыщут волки.

ПЕС СВЯТОТАТСТВА

Акт II, сцена IV

Те же декорации, но Ночь стала зеленого цвета. Двое разговаривают, сидя.

Номер 1: Итак, полночь зелена, на дворе 3 августа нулевого года, и с минуты на минуту, когда петух трижды плюнет...

Номер 2: Петух уже никуда не плюнет — вместо него теперь паук. Голос у него не в пример лучше и сильнее, а на каждой лапке — по ангельской трубе... И здорово же он чихает, скажу я тебе!

Номер 1: Ну хорошо — когда паук три раза плюнет через плечо, а его трубные костыли начнут сплетать гибельную паутину его голоса, мир изменит свое предназначение, а земля — название. Как мне только что доложили, передовые части армии трупов подожгли свои могилы, а свобода карабкается по баррикадам из гробов...