Антология черного юмора

Среди забав, что представляют обыкновенно в мюзик-холлах — бессмысленно опасных как для публики, так и для исполнителей, — ни одна не внушает мне такого сверхъестественного ужаса, как давно забытый номер, известный в свое время под названием «Галантный тигр». Для тех, кто мог его не видеть — а нынешнее поколение, увы, понятия не имеет о мюзик-холлах двадцатых годов, — напомню, в чем заключалось это чудо дрессировки. Рассказ мой, однако, не в силах будет передать — и тем более вразумительно объяснить — то состояние панического ужаса и брезгливого отвращения, которое накатывало на меня во время этого зрелища, подобно ледяной воде незнакомого и коварного омута. Конечно, проще всего было бы не заходить в те залы, где на афише стоял этот номер — к тому же и встречался он довольно редко. Легко сказать! Почему-то выступление «галантного тигра» никогда не объявлялось заранее, и обычно я никак не ждал его увидеть — лишь какая-то неясная, едва осознанная угроза таилась в том наслаждении, с которым шел я на очередной спектакль. И даже если мне случалось со вздохом облегчения встретить последнего участника представления, я тотчас узнавал фанфары, неизменно открывавшие этот номер — каждый раз, повторюсь, включавшийся в программу словно бы в последнюю минуту, неожиданно. Стоит трубам начать увертюру давно знакомого мне вальса, как происходит именно то, чего я так боялся; грудь мою точно сдавливает могильной плитой, а зубы сжимаются, как будто по ним пускают ток. Мне не хватает духу встать и немедля выбежать прочь. Остальные зрители также остаются на местах — впрочем, на их лицах нет и тени испуга, — но я точно знаю: зверь уже рядом. В ужасе я впиваюсь в подлокотники кресла — на что за призрачная защита!

Зал погружается в кромешную тьму. Внезапно в просцениуме вспыхивает луч прожектора, и через мгновение это нелепое подобие маяка уже выхватывает из мрака пустующую ложу — как правило, довольно близко к тому месту, где сижу я. Невыносимо близко. Затем сияющая указка, блуждая по залу, подбирается к занавесу, прикрывающему собой выход на арену — вот, под надрывное «Приглашение к вальсу» духовых, появляются они.

Первой выходит укротительница — женщина поистине пронзительной красоты, с копной огненно-рыжих волос; во взгляде ее чувствуется какая-то истерзанность, усталость. У нее нет ни плети, ни крюка: в руках лишь веер из черных страусовых перьев, скрывающий поначалу низ ее лица, а потому над переливающейся темной бахромой можно видеть только широко раскрытые зеленые глаза. Фигуру укротительницы стягивает причудливое платье — очень чувственное, ниспадающее тяжелыми волнами, в которых играют все оттенки неземного мрака, — оставляя обнаженными лишь грудь в глубоком декольте и руки, мерцающие в лучах софитов зыбким маревом морозных фонарей. Присмотревшись, можно разглядеть, что платье сшито из какого-то меха — невообразимо тонкого, мягкого и податливого. По плечам каскадом огненной лавы рассыпается ее пылающая шевелюра, усеянная золотыми звездочками. Выглядит это все одновременно и гнетуще и вместе с тем как-то несерьезно, театрально, почти комично. Но никто и не думает улыбаться. Поигрывая веером, на мгновение приоткрывающим ее бледные губы, застывшие в бесстрастной улыбке, укротительница медленно идет к пустой ложе, сопровождаемая лучом прожектора — и тигром, взявшим ее под руку, если это можно так назвать.

Совсем по-человечески тигр вышагивает рядом с ней на задних лапах; он одет, точно заправский щеголь, и его изысканный наряд так превосходно скроен, что под серыми брюками на помочах, расшитым жилетом, ослепительно белым жабо с безупречно отглаженными складками и мастерски подогнанным по фигуре сюртуком едва ли можно разглядеть гибкое тело животного. Но его морду с ужасающим звериным оскалом скрыть нельзя — обезумевшие глаза вращаются в налитых кровью орбитах, усы яростно топорщатся, а клыки нет-нет да блеснут в злобно искривленной пасти. Тигр идет, не сгибаясь и глядя прямо перед собой, прижимая к левому боку светло-серый цилиндр. Размеренно ступая, укротительница не отстает от него ни на шаг, и если вдруг ей случится чуть подогнуть ногу или сжать одну из обнаженных рук — под матовой белизной кожи внезапно выступает сведенный напряжением мускул, — то знайте: это невидимым для посторонних глаз чудовищным усилием она поддерживает своего спутника, готового упасть на передние лапы.