Антология Фантастической Литературы

Здесь я заканчиваю лично меня касающуюся часть повествования. Остальное живет в памяти (если не в надеждах или страхах) всех моих читателей. Достаточно лишь напомнить или назвать следующие факты — в самых кратких словах, которые емкая всеобщая память может дополнить и развить. В 1944 году некто, изучавший газету «The American» (Нэшвилл, штат Теннесси), обнаружил в библиотеке Мемфиса все сорок томов Первой энциклопедии Тлёна. До нынешнего дня продолжается спор, было ли то открытие случайное или же с соизволения правителей все еще туманного Orbis Tertius. Правдоподобнее второе. Некоторые невероятные утверждения Одиннадцатого Тома (например, размножение «хрёниров») в мемфисском экземпляре опущены или смягчены, можно предположить, что эти исправления внесены согласно с планом изобразить мир, который бы не был слишком уж несовместим с миром реальным. Рассеивание предметов из Тлёна по разным странам, видимо, должно было завершить этот план...[51] Факт, что мировая печать подняла невероятный шум вокруг «находки». Учебники, антологии, краткие изложения, точные переводы, авторизованные и пиратские перепечатки Величайшего Произведения Людей наводнили и продолжают наводнять земной шар. Почти сразу же реальность стала уступать в разных пунктах. Правда, она жаждала уступить. Десять лет тому назад достаточно было любого симметричного построения с видимостью порядка — диалектического материализма, антисемитизма, нацизма, — чтобы заворожить людей. Как же не поддаться обаянию Тлёна, подробной и очевидной картине упорядоченной планеты? Бесполезно возражать, что ведь реальность тоже упорядочена. Да, возможно, но упорядочена-то она согласно законам божественным — даю перевод: законам бесчеловечным, которые нам никогда не постигнуть. Тлён — даже если это лабиринт, зато лабиринт, придуманный людьми, лабиринт, созданный для того, чтобы в нем разбирались люди.

Контакты с Тлёном и привычка к нему разложили наш мир. Очарованное стройностью, человечество все больше забывает, что это стройность замысла шахматистов, а не ангелов. Уже проник в школы «первоначальный язык» (гипотетический) Тлёна, уже преподавание гармоничной (и полной волнующих эпизодов) истории Тлёна заслонило ту историю, которая властвовала над моим детством; уже в памяти людей фиктивное прошлое вытесняет другое, о котором мы ничего с уверенностью не знаем — даже того, что оно лживо. Произошли перемены в нумизматике, в фармакологии и археологии. Думаю, что и биологию, и математику также ожидают превращения... Рассеянная по земному шару династия ученых-одиночек изменила лик земли. Их дело продолжается. Если наши предсказания сбудутся, то лет через сто кто-нибудь обнаружит сто томов Второй энциклопедии Тлёна.

Тогда исчезнут с нашей планеты английский, и французский, и испанский языки. Мир станет Тлёном. Мне это все равно, в тихом убежище отеля в Адроге я занимаюсь обработкой переложения в духе Кеведо (печатать его я не собираюсь) «Погребальной урны» Брауна.

Хорхе Луис Борхес, Делия Инхеньерос

Бог Один

Рассказывают, что ко двору Олава Трюггвасона, который обратился в новую веру, однажды ночью прибыл старик, закутанный в черный плащ, и в шляпе по самые брови. Король спросил его, что тот умеет. Пришелец ответил, что умеет играть на арфе и складывать рассказы. Спел несколько старых песен, поведал о Гудрун и Гуннаре, а в конце рассказал о рождении бога Одина. Поведал, что при этом были три богини судьбы. Две предвещали новорожденному большую удачу, а третья злобно сказала: «Младенец умрет, когда догорит вот эта свеча». Тогда родители задули свечу, чтобы Один не умирал. Олав Трюггвасон не поверил рассказу. Пришелец поклялся, что это правда, достал свечу и зажег ее. Все смотрели на огонь, а старик сказал, что уже поздно и ему пора. Когда свеча догорела, за ним послали. Недалеко от королевских покоев лежал мертвый Один.

Мартин Бубер

Ошибка

Рассказывают так.

Раби Элимелекл ужинал с учениками. Служанка принесла ему миску похлебки. Раби опрокинул ее, и похлебка вылилась на стол. Молодой Мендель, ставший потом раби в Риманове, вскрикнул:

— Что вы наделали, учитель! Теперь нас всех отправят за решетку.

Остальные усмехнулись и захохотали бы во все горло, если бы не раби. Он даже не улыбнулся. Только покачал головой в знак согласия и сказал Менделю:

— Не бойся, сын мой.

Вскоре стало известно, что в тот день императору был подан на подпись указ против евреев. Раз за разом поднимал император перо, и всякий раз останавливался. В конце концов, он все-таки поставил подпись. Потянулся за песочницей, чтобы высушить чернила, но по ошибке взял чернильницу и опрокинул ее прямо на бумагу. Тогда он разорвал указ и повелел никогда больше не приносить его.

Адольфо Бьой Касарес

Кальмар выбирает где глубже