Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Таков, «духовный сионизм» Ахад-Гаама, который, в отличие от «политического- сионизма» Герцля, стремится к тому, чтобы, по собственному выражению Ахад-Гаама, «центром всего стадо живое стремление сердца к объединению и возрождению нации и к свободному ее развитию, соответственно духу ее, на общечеловеческих началах».

Эта весьма интересная доктрина поставила проблему старого и нового еврейства и тесно связанную с ней проблему еврейского и общечеловеческого во всю ширь. И этим она, послужила толчком к новым идеям и стремлениям, которые тесно сплетаются с новейшим течением еврейской литературы — с модернизмом.

5

Первым еврейским модернистом был недавно скончавшийся И. Л. Перец (1852-1915). Еще в 1894 г. он издал небольшую книжку эротических [любовных — ред.] стихотворений под именем «Ха-угав» («Флейта»), стихотворений, в которых проявляются черты импрессионизма и которые поражают новизной поэтических форм; тонкостью поэтических настроений и своеобразием поэтического языка. Несколько позже Перец стал творцом небольшой художественно законченной картинки, тонкого силуэта, беглого, но изящного эскиза, символического рассказа и аллегорической сказки. Как Менделе Мойхер-Сфорим, и он писал одновременно на древнееврейском языке и на разговорно-еврейском жаргоне. И если реалист Менделе является «дедушкой еврейской литературы», то модернист Перец — «отец» ее. В противоположность Менделе, который рисует групповые типы народа, Перец изображает типы индивидуальные, личности; и в то время, как Менделе рисует еврея в человеке, Перец изображает человека в еврее. Однако и модернист Перец отдал обильную дань еврейской неоромантике. <…>

Совершенно иного взгляда на разрешение проблем, поставленных Ахад-Гаамом и отображенных в произведениях Фейерберга, придерживается публицист-художник М. И. Бердичевский (род. в 1865 г.). Ахад-Гаам — моралист. Его «духовный сионизм» базируется на том, что евреи были «народом духовным» («ам ха-руах»), и этим они должны остаться. Исторический иудаизм должен быть продолжен в существенных частях своих; он лишь должен европеизироваться и — главное — опочвиться. Коренная ломка невозможна; да она и нежелательна: иначе историческая эволюция будет нарушена, и еврейство превратится в «не-еврейство». Бердичевский — ницшеанец. Уже древнейшее пророчество он считает роковой ошибкой: пророки, напирая на мораль и на служение Богу, убили в еврейском народе любовь к земному и вместе с этим — к государственности. Это они убили в нем стремление к завоеваниям. Это они сделали его народом без родины: они сделали Бога его родиной и Тору — его государством. И то, что начали пророки, закончили фарисеи и творцы Талмуда. Они подменили живую национальную жизнь и убили любовь ко всему земному; взамен этого они возвеличили бесплотную духовность и создали культ книги. Таким образом, иудаизм поглотил еврейство. И пока евреи не перестанут все отдавать своему Богу, жить неземными идеалами и считать себя «избранным народом», они будут непригодны ни к возрождению Палестины, ни к полной государственной и культурно-экономической жизни опочвившегося народа. Необходима переоценка всех ценностей: необходимо на место книги поставить жизнь, на место разума — чувство, а на место отвлеченных идей — земную красоту и земные здоровые чувства. И только тогда будет возможно воскресение народа и возрождение страны для народа. Пока же в еврействе господствуют дряблость, безвкусие, надорванные души, половинчатость и бескровность… И в своих многочисленных беллетристических произведениях Бердичевский рисует эту еврейскую молодежь с «надрывом» (кера ше-ба-лев), этих еврейских интеллигентов, которые от еврейского отстали, а к общечеловеческому не пристали, этих бескровных юношей, которые не умеют ни сильно любить, ни цельно наслаждаться природой, ибо они — ходячие идеи, ибо рефлексия и резонерство заели их — их, детей народа-книжника. Декадентство дает себя чувствовать в романах и повестях Бердичевского. Лишь в хасидизме, с одной стороны, и у еврейского простонародья, с другой, он находит еще цельные натуры, нетронутые книгой или преодолевшие ее сильную власть над евреем-интеллигентом, старым, как и молодым. <…>

Бялик — единственный пока еврейский поэт, который стяжал себе мировую известность: сборники переводов его стихотворений появились на русском, итальянском и немецком языках, а отдельные его стихотворения имеются и во французском, английском, польском и венгерском переводах. <…>