Антология Непознанного. Неведомое, необъяснимое, невероятное. Книга 2

«Дело было, как сейчас помню, зимой 1945 года, уже после окончания войны. Мы вдвоём с товарищем, задержавшись, возвращались из Германии, догоняя ушедшую вперёд часть. Не хотелось встречать Новый год в дороге. Гнали на трофейном «опеле», проезжали маленькие украинские деревушки, выгоревшие остовы домов, бесконечные линии траншей, окопов, дзотов. По полевой карте определили, что где-то должна была быть боковая дорога: свернули в сторону, жмём на газ. Вдруг мотор чихнул, кашлянул и заглох. Чудеса! Стрелка показывает почти полный бак, а горючего нет. Сломалась фашистская техника! Сидим, ругаемся на чём свет стоит. Время было позднее — около полуночи. Смотрю — впереди огонёк какой-то. Выходим из машины, присматриваемся — так и есть, вдали видна деревушка. Надо идти, хоть спать будем по-человечески, да и от мороза спасёмся.

Деревенька была ближе, чем казалось, и мы вскоре очутились на окраине, возле какой-то покосившейся избёнки. Колька, мой приятель, хотел сразу же стучаться, но я приметил домик получше: и больше, и стены прямее — и потащил его туда. Постучали, открыла баба, не старая, а средних лет, но, как говорится, ягодка в соку. Так, мол, и так, говорим, офицеры, едем из Германии, бензин кончился, нельзя ли переночевать до утра? Молча кивнула головой, махнула рукой, проходите, мол, к столу. Заходим. Большая комната, посредине стоит простой деревянный стол, за которым сидит высокий и седой, как лунь, старик. Сняли полушубки, остались в гимнастёрках, с наградами. Подсели к столу. Хозяйка суетится, ставит на стол бутыль самогона, закуску. Старик — хоть бы глазом моргнул, ноль эмоций. И мы тоже сидим смирно, помалкиваем. По сторонам глазеем, ждём, когда старик даст команду и можно будет выпить.

Поели, поблагодарили хозяйку и спать. Ночью просыпаемся от страшного грохота, как будто артналёт начался или танки по головам идут. Вскочили: бабы в избе нет, дед только на койке сидит. Глаза как у кошки горят. Раскачивается из стороны в сторону и бормочет нараспев.

Подхватили вещи и на улицу. Смотрим, а небо совершенно чистое, только над нами вьётся что-то чёрное, а кругом всё трясётся, дрожит, дом ходуном ходит, грохот стоит. И ощущение при этом такой страшной силы над головой, просто жуть!

Где стояли, там и попадали прямо на снег, прикрылись руками, дали по очереди вверх из автоматов. Грохот вверх ушёл, помелькало «чёрное одеяло» над нами на фоне луны и унеслось вдаль.

Мы с Николаем вскочили и бежать. Остановились только на противоположном конце деревни. Зашли в первую попавшуюся избу, рассказали, что видели. Хозяин с хозяйкой только головами покачали: ну, ребята, повезло вам — к ведьме на ночлег попросились. Про неё вся деревня знает. Как ночь, глядишь, пойдёт в огород, а оттуда уже бежит то чёрная кошка, то заяц, а то и пёс или волчица! И на метле её видели, в небе вокруг луны летала.

А как-то ещё до войны, рассказали нам, в той деревне некоторые коровы вдруг перестали давать молоко. Мычат только жалобно, но сколько ни суй им травы, не едят ничего и на пастбище не выгонишь — ноги у них подгибаются. Спасибо, одна старая женщина тогда помогла. Сказала: у вас в деревне ведьма завелась. И научила что делать. Надо было взять три медные иголки, положить их на сковородку и раскалить на огне, а затем особым образом колоть что-то от коровы (что именно, я за столько лет позабыл). Тогда ведьма сама придёт и будет проситься, чтобы отпустили.

Одна женщина, у которой корова сохнуть стала, сделала всё это, а ведьма стала выть у неё под дверью, умолять, чтобы перестали колоть. Вытребовали у неё обещание, чтобы порчу на скотину не наводила, и отпустили. Так она потом целый месяц болела, едва ходила, всё тело у неё было исколото.

Был у неё когда-то мужик, муж вроде, так стал чахнуть, худеть, кашлять — и вскоре похоронили; она его в могилу свела, высосала, только кожа да кости остались. Живёт с тех пор одна со своим стариком-отцом, тоже ведьмаком. Он её, говорят, всему и научил, когда ещё девочкой была. Сколько ему лет, никто не знает. Самые старые люди в деревне так и помнят его седым дедом. Раньше он иногда, два-три раза в год, выползал из избы по вечерам, при полной луне: сидит, глазами сверкает, молчит и всё как-то особенно, нехорошо смотрит. Все обходили его десятой дорогой. А как поймает взглядом глаза, так потом человек болеет неделями. Хорошо, есть в соседних деревнях бабки, снимают порчу, а то бы конец всем.

И много чего ещё нам рассказали. Но, так сказать, всё это я только ушами слышал, а вот что сам видел, вам рассказал».

ДВА ЛИКА КОЛДОВСТВА