Антология осетинской прозы

Ничего Дзадза на это не ответила Бобо. Пошла, бедная, села около больной Наты, положила ей руку на лоб.

У Наты жар меньше стал, и Дзадза повеселела.

— Ну что, доченька моя! Сильно болит головка? — спросила она.

— Болит, нана, но не так сильно, как раньше. А как твои дела? Кончила жать пшеницу на том участке? — спросила Ната.

— Где там, детка моя! Пшеницы столько уродилось, что ее скоро не уберешь!

— А почему ты так рано вернулась?

— К тебе пришла, доченька! Боялась, что опять у тебя приступ будет! Как же мне не прийти к тебе? Завтра я тебя в город повезу, пусть посмотрят городские врачи. Хочешь?

— Хочу, нана, хочу! Хочу скорее поправиться и вместе со всеми в поле работать!

Бобо слушал все это молча. Присев на корточки под сливовым деревом, он палкой перекатывал с места на место маленький беленький камушек.

— A y нас новость. Я тебе, старик, не рассказывала? — обернулась Дзадза к Бобо.

— Что за новость, говори, — занятый своим камешком, ответил Бобо.

— Сегодня, только нам принесли обед, прискакал вдруг Николай и вместе с ним еще один — говорят, работник из района. Мы встали с мест, приветствуя их. Но приезжий попросил нас сесть. Спросил, как идут наши дела и что нам мешает работать еще лучше. А потом сказал: «Ваш председатель привез свежие новости. Говори, Николай!»

А Николай, вместо того, чтобы рассказывать, сначала спросил:

— А где же Бибо?

— Бибо еще собирает снопы, — ответили ему.

Тут позвали Бибо. Он пришел, поздоровался. А Николай вынул из сумки газету и показал нам. Салимат взглянула на портрет, напечатанный в газете, и воскликнула:

— Смотрите, как он похож на нашего Бибо!

— Что правда, то правда, похож на нашего Бибо, потому что это и есть наш Бибо! Взгляните поближе, — сказал Николай.

Мы все вскочили и окружили Николая. И правда, точь-в-точь Бибо!

— За отличную работу напечатали! Вот как! — с укором обратилась Дзадза к мужу.

— Тише, говорю тебе, тише! Чего зря болтаешь? Ни черта ведь не понимаешь. А я хорошо знаю, куда они оба целятся, и Николай и Бибо!

— Да куда они целятся, что это ты на самом деле? — возмутилась Дзадза.

— Молчи, говорю, раз ни черта не понимаешь. Ведь дальше своего носа ничего не видишь! У Николая есть брат, который вернулся недавно с войны, Дзамболатом, что ли, его зовут?

— А при чем тут Дзамболат? Пятое колесо в нашей телеге! — помолчав, ответила Дзадза и взглянула на мужа. Но видно было, что его слова заинтересовали ее.

— А ты вот послушай! Дзамболат тут при том, что Николай хочет женить его на дочери Бибо, Нине. Вот твой Николай и заигрывает с Бибо, печатает его портрет в газете. Он еще орден ему выхлопочет! Поняла теперь, какое колесо Дзамболат в телеге Николая? Самое переднее! А ты, старая, развесила уши и сама ничего сообразить не можешь.

И Бобо, довольный тем, что снова разгадал корни всех этих искусных «хитросплетений», еще круче загнул широкие поля белой войлочной шляпы. Вот, дескать, я каков! От меня ничего не утаишь!

— И откуда ты узнаешь чужие помыслы? Телефон, что ли, устроен в твоей голове? — сказала Дзадза и, раздосадованная, пошла в дом.

На другой день правление колхоза представило Дзадзе бричку, и она, уложив Нату, повезла ее в город. У Наты действительно оказалась малярия, и врачи сказали Дзадзе:

— Хорошая женщина, оставь на несколько дней свою дочь в больнице, мы ее осмотрим и вылечим.

Нелегко было Дзадзе оставить больную дочь в больнице, но доктора уверили ее, что Ната здесь скорее поправится. Она согласилась и вернулась домой одна.

Через несколько дней Дзадза опять приехала в больницу, Нате сделали несколько уколов, давали лекарства. Приступы у нее больше не повторялись, она была веселая, а увидев мать, так обрадовалась, что и вовсе почувствовала себя здоровой. По всему видно было, что теперь Ната пойдет на поправку, и ей разрешили вернуться домой.

Приехали мать и дочь домой. Бобо они опять застали на своем месте, под деревом. Сидит и потихоньку строгает палочку. Тому, что дочь поправилась, Бобо очень обрадовался.

— Вот если бы и мне поправиться! Как бы тогда хорошо было, — со вздохом сказал он.

— Так ты ведь бывал у врачей, папа? — спросила дочь.

— Бывать-то бывал, чтобы твоему отцу съесть твои болезни и чтобы ты у меня всегда была здорова, дочь моя! Но никак они не разберутся в моем недуге. Такая досталась мне хворь, сгинуть бы ей, проклятой!

— А знаешь, старик, что я думаю? Пошел бы ты в поле, провел бы день среди людей — может, тебе и лучше стало бы. Не обязательно же хвататься за тяжелую работу! В колхозе есть и полегче. Вот, говорят, Темыр уходит на сенокос, а на его место еще никого не назначили. Тебе там будет в самый раз.

— Какой такой Темыр? Кто он такой? — сдвинув брови, спросил Бобо.

— Как же ты не знаешь Темыра? Это наш колхозный водовоз, — с уважением сказала Дзадза.

— Ой, старуха, старуха! Ну сколько раз я тебе говорил, чтобы ты язык держала за зубами! Мне да не знать Темыра! Думаешь, я не ведаю, куда ваш Темыр целится?

— Тот целится, этот целится! Все у него целятся, — рассердилась Дзадза.