Антология осетинской прозы

Тогда еще в нашей деревне школы не было, и мы со старшим братом Бечыром ходили за семь километров пешком. Бечыр не любил проторенных путей и вел меня по глухим тропкам через овраги. Весной частенько разливалась река Саукаба; рев ее оглашал всю округу, но ярость стихии не могла остановить идущего в школу Бечыра. Правда, после проливных дождей дедушка Кудзи выгонял нам на подмогу своего буйвола Сао и говорил из-за каменной ограды: «Бечыр, сынок, садись на него и держись за рога, чтобы и самому не свалиться и Дзамболату за тобой было спокойно. А в остальном доверься Сао, он сумеет найти брод в Саукаба».

Сао степенно шагал впереди. У разбушевавшейся реки он останавливался и, не переставая жевать жвачку, лениво оглядывался на нас, словно хотел сказать на своем буйволином языке: «Садитесь на меня, да поскорее. Не весь же день мне с вами возиться!» Схватившись за рога, Бечыр прижимался лицом к жесткой шее буйвола, а я цеплялся за пояс брата и закрывал глаза, чтобы не видеть черных и пенистых волн Саукаба. Сначала Сао переставал жевать жвачку и даже задерживал дыхание. Потом, фыркнув для храбрости, задирал голову так высоко, что Бечыр оказывался между его сходившимися внутрь рогами. Передними ногами буйвол осторожно нащупывал дно реки. Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать оглушительный грохот воды, но руки были заняты, и только живое тепло, исходящее от Сао, немного успокаивало меня.

Преодолев со стонами и пыхтеньем черные воды Саукаба, Сао выходил на тот берег и останавливался как вкопанный. Он хлестал нас мокрым концом своего хвоста, будто уговор напоминая: «Перевезти я вас перевез, а теперь слезайте. Дальше я не сделаю ни шагу». Перебравшись обратно, на свой берег, Сао еще раз оглядывался на нас, и, увидев белый ряд его зубов, мы понимали, что он прощается с нами, хоть печальный рев буйвола терялся в неистовом грохоте реки. Потом Сао отворачивался и неторопливо брел в свой хлев.

В зимнюю стужу и в пору больших снегов густые леса, раскинувшиеся у собора святого Георгия, стоявшего над грузинским селом Земо Ходашени, полнились волчьими стаями. Волки спускались с гор в поисках добычи и после удачной охоты устраивали кровавый пир. Чтобы смыть приставшую к шерсти кровь, они катались в снегу, после чего сытой трусцой возвращались в свои логова. Если же охота была неудачна, волки усаживались на снегу в длинный ряд и, задрав морды к небу, выли так, будто жаловались всевышнему на несправедливую жестокость мира сего, оставившего их, сирых, без хлеба насущного. Я со страхом вглядывался в едва различимые издали серые, как тени, фигуры волков, и мне казалось, что нет ничего ужаснее этого голодного и жалобного воя. Встревоженные собаки сначала оглашали деревню трусливым лаем, а потом, науськанные хозяевами, бросались на своих извечных врагов. Между волками и сытыми псами с острыми шинами на ошейниках вспыхивала свирепая драка. Не знаю почему, но эти драки Бечыр называл войной между вольным голодом и порабощенной сытостью.

Я побаивался волков, но Бечыр продолжал ходить в школу короткой дорогой.

По утрам он всегда выходил из дому первым и шел впереди, чтобы проторить для меня тропинку в свежем снегу. Мне очень хотелось обогнать его и самому пробиваться по сверкающей целине нетронутого снега, слышать бодрящий хруст под намокшими чувяками и вдыхать пронизанный солнцем утренний воздух. Но я опасался встречи с волками и видел перед собой лишь спину Бечыра. А ему, казалось, и дела нет до серых теней, мелькавших вдали, он даже не смотрел на них — шагал себе и шагал по снегу. Но однажды Бечыр отказался идти напрямик, и я подумал, что и ему не чужд страх, и даже хотел спросить его об этом, но он, как всегда, опередил меня.

— Малыш, ты не думай, что меня пугают эти серые. Страшны не они сами, а их вой, потому что он напоминает причитания наших женщин. — Он сказал это и тут же улыбнулся: — Ладно, не спеши так, а то запыхался уже! Неохота таскать тебя на спине.

Меня бесило это «малыш», и я подкрадывался сзади, чтобы примериться к Бечыру, но, увы, макушка моя едва доставала до его плеч. Бечыр, конечно, чувствовал, что я к нему примеряюсь, и ободряюще похлопывал меня по спине.

— Ты здорово вытянулся в последнее время, малыш! — говорил он и улыбался так, словно своей улыбкой оплачивал какой-то долг.