Антология осетинской прозы

Тут вошел генерал Корженевич и, тепло поздравив Плиева, вручил ему строго секретный пакет на его имя. Хотел было Плиев вскрыть пакет в их присутствии, но Малиновский остановил его.

— Вскроешь потом, — сказал он и достал бутылку армянского коньяка и рюмки. — Я вижу, Исай, долго ждать придется, пока ты соберешь нас «обмывать» Звездочку, знаю, ты не пьешь, но сейчас придется.

Они по-дружески чокнулись.

— Доброго пути тебе, Исай, и не забывай родной Третий! Уверен, нам еще придется вместе, повоевать, впереди Европа, и она услышит цокот копыт. Вот за это и выпьем!

Перевод Вал. Аксенова

Татари Епхиев Я ЗНАЮ, КУДА ОН ЦЕЛИТСЯ Рассказ

Бибо переселился в наше село из Южной Осетии, и ему отвели участок рядом с Бобо. Семья у Бобо была небольшая, считай хоть снизу вверх, хоть сверху вниз: сам Бобо, его жена Дзадза да шестнадцатилетняя дочь Ната. Бобо и Дзадза работали в колхозе, а дочь их Ната училась в школе в девятом классе. И у Бибо семья такая же, только дочка постарше, Нина.

Быстро сдружились обе семьи. Стоял некогда между дворами ветхий плетень, но и его шутя, за ненадобностью день за днем они растащили на растопку, а вспомнили лишь тогда, когда мужчины, возвращаясь ночью навеселе то от одного из них, то от другого, перестали спотыкаться.

Словом, как говорят о друзьях, им двум в одной рубашке свободно было — так дружно жили соседи Бобо и Бибо; один без другого ни завтракать, ни ужинать не садился.

Но вот стал замечать Бибо, что слишком уж часто болеет сосед и не выходит на работу, жалуется то на боли в пояснице, то в желудке. Ездил Бобо и в город, да что-то никак не мог получить от врачей нужную бумагу.

Бобо был мастер рассказывать всякие были и небылицы. Слушая его, незаметно проходил вечер. И Бибо любил рассказы соседа. Да вскоре приметил, что в обществе Бобо чересчур много времени пропадает зря, и все реже стал наведываться к нему. Так в их дружбу попала «соринка». Бибо, бывало, вернется домой с поля поздно вечером усталый и, поужинав, валится спать, чтобы завтра с зарею опять на работу. Тут уж не до встреч и не до бесед. И Бобо стал обижаться на Бибо.

— Слышишь, старик, сегодня наш Бибо выполнил опять три нормы на прополке кукурузы, — сказала как-то мужу Дзадза.

— Держи, старуха, язык за зубами! Я знаю, куда он целится! — сердито ответил Бобо.

— Сохрани боже, старик, куда он может целиться? На участке его не найдешь и соринки лишней — работает без устали, без «ахов» и «охов».

— Тише, говорю тебе, старуха! Я не зря говорю: я знаю, куда он целится. Он хлопочет, чтобы начальство его увидало и чтобы в будущем году ему увеличили приусадебный участок. Вот увидишь: как увеличат ему участок, он и норму выполнять перестанет.

Наступили горячие дни. Колхоз приступил к уборке пшеницы. В селе кроме старух и маленьких детей никого не оставалось: все уходили на уборку в поле.

Бибо и Бобо совсем из виду потеряли друг друга. До этого хоть по выходным дням встречались, а теперь и в воскресенье Бибо не возвращался в село. Не время было отдыхать. Каждая минута дорога. Если в эти солнечные дни не уберешь пшеницу, пропадут все труды, как вода, которую выплеснули из чашки.

А Бобо все жалуется: то поясница болит, то живот.

Накрыв голову войлочной шляпой с широченными полями, сидит он целыми днями под вишней, поставив свою палку между коленями и подперев ею подбородок. Вот если только где-нибудь в селе что-то такое, — ну, свадьба, именины или другое торжество, — тогда уж Бобо тут как тут, восседает на месте тамады и наводит порядки за богатым столом. Неплохо наводит! И сразу пропадают болезни, словно их и не было.

Дзадза трудится в поле. Столько работает, сколько она, бедняжка, может. Только вот беда: проклятая малярия прицепилась к их бедной дочери, головы поднять не дает. Плохо спорится дело, если дочь лежит дома больная. А в дни, когда Нате бывает совсем худо, Дзадза не выходит на работу. Да и муж, Бобо, тоже вроде болен, но за него Дзадза не так уж беспокоится.

Сегодня Дзадза отпросилась у бригадира на два часа раньше и вернулась домой.

— Ну, как Ната? — едва войдя в ворота, спросила Дзадза у мужа.

Бобо, как всегда, сидел на скамейке в тени дерева, а дочь лежала неподалеку. Увидев, что идет жена, Бобо встал.

— Да ничего особенного, трясло ее только очень! Я накрыл ее своей шубенкой!

Действительно, в этот день у Наты опять был приступ малярии. Потрогав рукой лоб дочери и почувствовав сильный жар, Дзадза постояла в растерянности, а потом попросила Бобо:

— Слышишь, старик! Свез бы ты ее хоть в город, к доктору.

— Право, свез бы, старуха! Да разве ты не видишь, что сам я едва жив!

— Такие больные, как ты, работают в поле за двоих. Взять хотя бы Гадзо. Лет на пятнадцать старше тебя, а впереди всей молодежи идет! — не выдержала Дзадза.

— Молчи, старуха, держи язык за зубами. Ты же ни черта не понимаешь, а я знаю, куда он целится!

— Что это ты опять знаешь? Куда он целится? Работает старик честно, вот и все!

— Он хочет, чтобы его послали на курорт, на берег Черного моря! Поняла, куда он целится?