Антология русского советского рассказа (60-е годы)

— Проживем мы без этой карточки, сынок… Да и что значит одна-то карточка, пусть даже рабочая… На нашу семью?

Семилетняя девочка в тяжелых обрезанных валенках, шаркающих по полу, подошла к печурке. Присела на пятки. Склонила голову, заглядывая в щелочку, где трепетал и вздыхал огонь.

Ты знаешь высь, с тропой по крутизнам
Лошак бредет в тумане по скалам,
В ущельях гор отродье-змей живет
Гремит обвал, и водопад ревет?
Ты знаешь путь?

Голосок был слабый, стеклянный. Но пела она чисто. Теперь бы он не понял, а тогда понимал, что она не фальшивила, и ему нравилось, когда она пела.

В пустынном поле поземка перевеивала сугробы, слизывала человеческие следы. Будто измазанные углем, торчали деревянные мачты электролинии. Басили провода, скрипело оледеневшее дерево.

Кучка подростков, одетых в ватники, сгрудилась у подножья мачты. Отворачивались от ветра, задирали воротники, хлопали трехпалыми рукавицами.

Перед мальчишками стоял человек в дорогом демисезонном пальто. Ветер заламывал поля серой шляпы. Человек этот был знаменитым инженером-энергетиком, теперь его портреты можно найти в учебниках и энциклопедиях.

Он говорил.

— Вы знаете, что сюда, за Урал, эвакуировано множество наших заводов и фабрик… Их разместили, где только удалось, подключили к электросетям. Но линии… вот эти электролинии… не рассчитаны на двойную и тройную нагрузку Они старые они изношенные. Все время происходят аварии…

Стоявший среди пареньков Никита Кошкин поднял голову и посмотрел кверху. Мачта показалась ему огромной. Тремя этажами бревен чудовищными гирляндами изоляторов, петлями крученых, как корабельные тросы, проводов нави сала она над Никитой.

— Что, зазнобило? — спросил у Никиты сосед.

У соседа был лягушачий веселый рот, щеки румяные, жаркие. Шапка с задранным ухом прихлопнута на затылке.

А инженер продолжал говорить:

— И ликвидировать эти аварии… чинить электрические сети нам придется под напряжением. Сами знаете: оборонный завод останавливать нельзя. Даже на день, даже на несколько часов! Остановить завод — это проиграть бой на фронте!

Сосед, растянув в улыбке рот наклонился к Никите:

— Будешь падать, москвич, держись за воздух! В тебе весу немного, ты птичкой спланируешь!

Инженер говорил:

— Мы не знаем, как ремонтировать линию под напряжением. Этого не было в мировой практике. Но мы обязаны научиться! Чего бы это ни стоило!

Больничная палата была сырая, тесная, со скошенным беленым потолком. Прежде в этом здании был монастырь; на окнах сохранились решетки с восьмиконечным крестом, а в красных углах еще темнела копоть от свечей и лампадок.

Две койки едва поместились в палате. На одной лежал Никита Кошкин с забинтованной головой. А рядышком его веселый сосед. У соседа толстая гипсовая нога была задрана на спинку кровати.

Прошла по коридору медицинская сестричка, заглянула в палату

— Сестра, дай витаминчику! — попросил сосед.

— Ты сам витамин, — ответила сестра. — Вон щеки какие, прикуривать можно.

Сосед засмеялся и обернулся к Никите.

— Ах, девка, ах, семислойная… Я бы ей дал прикурить. Да ты живой?

— Живой, — тихо проговорил Никита.

— Болит?

— Ага.

— Ничего, — удовлетворенно сказал Витамин. — Зато теперь не забудешь про технику безопасности. Навсегда ее затвердишь, милую!

— Я не оттого свалился, — невнятно сказал Никита. — Я технику безопасности выучил…

— А отчего же?

— У меня голова кружится.

— Врешь ты все.

— Кружится. От слабости.

— Жрешь по рабочей карточке первой категории, — с укоризной произнес Витамин. — А на голову сваливаешь.

Никита не отвечал.

— Не в голове дело, — сказал Витамин.

Он покопался в тумбочке, вынул оттуда что-то маленькое, тускло блеснувшее, и бросил на постель Кошкину Никита приподнял забинтованную голову. Старинная медная монета с неровным ободком лежала на вытертом казенном одеяле.

— Согнуть пальцами сможешь?

Никита не шевельнулся и монету в руки не взял.

— Это демидовская еще, из мягкой меди, — сказал Витамин. — Батя свободно двумя пальцами гнет. И я скоро смогу. Немножко осталось.

Витамин взял вторую монету и, надув щеки с яблочным румянцем, принялся изо всех сил ее сгибать.

— Почти гнется… Уф-ф!.. Вот какие руки надо иметь. А у тебя не руки, у тебя ростки картофельные… Вы, городские, никудышные мужики. Много с вами не наработаешь.

Никита не стал отвечать вздохнул и повернулся лицом к стене. Вошла медицинская сестричка, принесла градусники в граненом стакане.

— А чего на ужин сестра Маша? — спросил Витамин.

— Чего всегда.

— Шроты? — сказал Витамин. — Пойду на фронт, убью Гитлера и соевую корову.

— Ничего, — улыбнулась сестра Маша. — Скоро новый урожай, скоро и хлеб и картошка будут.

— Уродился хлеб с оглоблю, а картошка — с колесо! — пропел Витамин, отчаянно фальшивя. — Сестренка Маша, поступай к нам в монтеры! У нас ребята гоголи, а девок нету, нам скучно!

Сестра Маша подошла к Никите, встряхнула градусник.

— А ты чего? Спишь?

— У него голова, — сообщил Витамин. — Слаб наш парень головой.