— Неоткровенность эта, — сказала Амалия со слезами, — почти обиднее для меня, нежели неверность ваша. Не думайте обманывать меня далее; я докажу вам, что мне известно всё… Я знала, что вы всякое утро один ходите в лес, и любопытство побудило меня стараться узнать, какие вы к тому имеете причины. Сегодня, еще до света, я уже была близ дома вашего; солнце взошло, и я увидела, как вы приближались к лесу, как оглядывались на все стороны, опасаясь, чтоб вас кто-нибудь не приметил; я следовала за вами и спряталась за дерево. Ах, Фриц! я увидела, что вы с нетерпением кого-то ожидали; на лице вашем написано было беспокойство… Я дрожала как лист от страха и от мучительной неизвестности… Наконец вы увидели кого-то вдали, и печаль ваша превратилась в восхищение. "Вот она!" — вскричали вы громко, бросились далее в лес и скрылись из глаз моих… Слово "она" открыло мне тайну вашу, Фриц!.. Вы меня обманули!
— Милая, любезная Амалия! — вскричал я и упал к ее ногам. — Теперь настала минута совершенно открыть вам мое сердце; но не вините меня в неверности! Вы всё узнаете… Та, с которою имел я сегодня свидание, которую посещаю всякое утро в лесу, не женщина!
— Что вы говорите, Фриц? Возможно ли?
— Точно так, любезная Амалия! Выслушайте меня с терпением; давно желал я открыть вам эту тайну.
Мой друг! мы сели на дерновую скамью, и я рассказал Амалии происшествия жизни моей с того времени, как обезьяны меня похитили и утащили в лес. Я старался описать ей живейшими красками все добрые качества Туту, чтоб возбудить в ней участие к бедной этой твари. Я не мог удержаться от слез, когда говорил о том, как она пострадала за привязанность свою ко мне; наконец, я рассказал, как после долговременной разлуки мы опять увиделись, — как в продолжение нескольких лет Туту была единственным предметом, наполнявшим мое сердце.
— О, Амалия! — сказал я, кончив мой рассказ, — вы добры и чувствительны; вы не пожелаете, чтоб я заплатил гнусною неблагодарностью за оказанные мне благодеяния и любовь; вы не будете препятствовать моим свиданиям с Туту, а может быть, со временем я столько буду счастлив, что вы согласитесь ее видеть. Нежная, добрая Туту достойна любви вашей.
— Нет! — вскричала Амалия, с ужасом вскочив с скамейки. — Нет, Фриц! это уже слишком много. Видеть вашу Туту?.. Я думаю, я умерла бы от страха. Фриц! — продолжала она, заметив мое смущение, — рассказ ваш так меня поразил, что я не знаю, что вам отвечать. Дайте мне опомниться; я должна собраться с мыслями, с духом… Прошу вас, оставьте меня сегодня одну. Завтра мы будем продолжать разговор наш. Я, право, думаю, что я нездорова, — мне надобно отдохнуть.
Я не мог выговорить ни слова; поцеловал у нее руку и тихими шагами пошел домой. Мой друг! это был последний поцелуй, последнее свидание мое с Амалиею…
Несколько часов спустя после того мне принесли записку от Амалии. Записка эта — я должен признаться — дышала любовью; но между тем Амалия требовала, — решительно требовала, чтоб я совсем отказался от Туту… Она описывала мне ужас и омерзение, которые с малых лет ей внушены были к этим обезьянам.
"Никогда, — говорила она, — никогда, Фриц, я не буду в силах равнодушно смотреть на эту связь. Всякий раз, когда ты от меня удалишься, я буду думать, что ты спешишь к Туту, которая, несмотря на романическую твою привязанность, все-таки не что иное, как гнусная обезьяна! Одну из нас ты должен непременно оставить! Избирай между нами… Если ты хотя немного меня любишь, Фриц, то выбор этот для тебя не будет затруднителен. Неужели ты променяешь меня на обезьяну?"
Мой друг! Вам известно, чем я был обязан бедной Туту; скажите, мог ли я согласиться на то, чтобы ее покинуть?.. Но я страстно любил Амалию; представьте же, в каком я находился положении! Я бросился в дом Амалии; там приняла меня ее мать.
— Я всё знаю, — сказала она, — говорите, на что вы решились?
— Я пришел просить Амалию сжалиться над бедною Туту!..
— Государь мой! — отвечала она, — если б дочь моя была столько слаба, что согласилась бы делить любовь вашу с обезьяною, то я бы до того не допустила. Чего не должна я опасаться вперед, когда и теперь уже вы для невесты не можете пожертвовать такою мерзкою тварью? Нет, государь мой! вы не увидитесь с Амалией до тех пор, пока не дадите честного слова, что связь ваша с обезьяной навсегда прекратилась!
Она ушла, а я с отчаянием в сердце возвратился домой.
Остаток дня того провел я в мучительном беспокойстве. Сделаться неблагодарным против моей воспитательницы мне казалось невозможным; да и как мог я ее оставить? Я твердо был уверен, что Туту, как скоро я прекращу свиданья наши, решится выйти из лесу; и тогда она подвергнется неминуемой гибели… С другой стороны, как мог я отказаться от Амалии, которую любил я страстно, которую неоднократно клялся любить вечно?.. Ах, друг мой! я был в ужаснейшем положении!