Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 1. Аркадий Арканов

— Я тоже на грани самоубийства, — сказал одиннадцатый. — Неделю назад посмотрел я в кино «Александр Невский»… Эйзенштейн буквально вынул идею у меня изо рта. Всю жизнь я мечтаю создать фильм именно об Александре Невском. В таком же ключе, с теми же актерами… У меня даже композитором должен был стать Сергей Прокофьев. И вот. пожалуйста: одно посещение кино развеяло все надежды.

И он заплакал.

— А мне каково? — вмешался пятьдесят второй. — Сынишка приходит из школы. Я лезу к нему в портфель проверить дневник и случайно в учебнике физики натыкаюсь на закон всемирного тяготения… Ну не обидно? Я, можно сказать, всю жизнь считаю, что существует закон всемирного тяготения… У меня есть свой сад. Сколько раз я сидел под яблоней. Сколько раз мне на голову падали яблоки! И вдруг — не было печали — Ньютон!..

И он заплакал.

— Я, между прочим, неоднократно погружал свое тело в жидкость, — сказал седьмой, — и каждый раз на него действовала сила, равная весу жидкости, вытесненной телом. А во мне как-никак семьдесят восемь килограммов…

И он заплакал.

— А я знаю, почему так происходит, — убежденно заявил двадцать шестой. — Книг мы не читаем. Не в курсе. А я лично всем хорошим во мне обязан книгам.

— Я и сам раньше думал, что всем хорошим во мне я обязан книгам, — с грустью сказал семнадцатый, — а оказалось, что эти слова принадлежат Горькому.

— Неужели? — растерянно заморгал глазами двадцать шестой. Да, как это ни печально…

И оба заплакали.

— А я вот семь лет хочу с женой в кино сходить, — посетовал тринадцатый. — Сегодня еду с работы, как всегда в троллейбусе, смотрю — а с ней мой приятель в кино идет… Хотел с его женой в кино сходить, а она с моим братом в театр ушла… Ну, а я в зоопарк и подался…

И он заплакал.

На них из клетки молча, думая о чем-то своем, смотрела взрослая обезьяна. Люди навели ее на дерзкую мысль о том, что при определенных природных и исторических условиях она может стать человеком. Но тут же она вспомнила про учение Дарвина. Ее открытие потеряло всякий смысл. Ей расхотелось превращаться в человека.

И она заплакала.

Я вернулся из зоопарка, сел за письменный стол и написал: «Что делать?» Через мгновение я дважды зарыдал.

Подбородок набекрень

Первая публикация — в книге «Подбородок набекрень»

(М., изд-во «Советская Россия», 1975).

Сидел я как-то дома и думал, чего бы такое придумать. И решил: самое правильное — это прославиться. Как угодно. Но как?.. Футболистом стать? Поздно. Достоевский из меня не получится — я в карты играть не умею. В народ пойти? Погода плохая. По физиономии кому-нибудь съездить? Не поймут. Открыть что-нибудь интересное? Закроют. Бульдозер украсть? Не заметят…

И решил начать с малого. На следующее утро вышел я на улицу босой. Как Лев Толстой. Только без бороды.

Температуры на улице никакой. Ни той ни другой — ноль. Должны же обратить внимание на человека, который по нулю босой идет. Птавное, все остальное на месте — брюки, пиджак, галстук, пальто, шляпа…

Иду. Шлепаю. Ноль температуры, ноль внимания. Насвистывать начал. Напевать…

Подходит ко мне человек:

— Скажите, пожалуйста, как пройти к Уголку Дурова?

— Вон туда, — отвечаю и протягиваю босую ногу в направлении Уголка Дурова.

— Спасибо большое, — говорит он и идет в указанном направлении.

«Э-э, — думаю, — надо обращать на себя внимание поактивнее».

Закурил я, к дереву прислонился и с независимым видом босой ногой по луже топаю. Прохожих обрызгиваю… Ничего.

Вдруг женский голос за спиной:

— Где это вы такие купили?

— Что купил?

— Боты.

— Это не боты, а ноги.

— Оригинальные… Чьи?

— Мои.

— Я понимаю. Я спрашиваю — чьи? Польские, французские?

— Отечественные! — говорю.

— Ведь вот могут, когда захотят!.. И сколько такие стоят?

— Гражданка! — говорю я с раздражением. — Это настоящие мои ноги! Сорок второй размер!

— Очень оригинально, — сказала она, откусила пол-яблока и пошла прочь.

Час еще стоял, брызгался. Кое-кто обращал внимание, но славы никакой.

Холодно мне стало, и я пошел. Вижу — навстречу мне по Цветному бульвару молодой человек движется. Глазам не верю — босой! Подхожу.

— Вам что, — говорю, — тоже слава нужна?

Ничего не ответил, обошел меня справа и прямо к барьерчику. А там девушка стоит. Его дожидается. Тоже босая. Поцеловались и пошли. Оба босые… Плюнул я с досады. Вот так все к чужой славе примазываются! А тут как раз дождь пошел. Я в магазин. А туда народу набилось!.. Все босые. И разговоры ведут…

— Этой зимой, — говорит одна тетка, — будет модно плоскостопие и короткая голень.

— Это смотря с каким лицом, — говорит другая тетка. — При плоской ступне узкое лицо носить нельзя.

— Ну почему же? — говорит третья тетка. — Если уши расставить и не улыбаться, то очень даже можно.

— А во Франции, говорят, в этом году все носят шестимесячную.

— Завивку?

— Нет. Беременность… И мужчины тоже. С двумя разрезами.