Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов

— Действительно, — сказал профессор, посмотрев на свои ноги. — А все потому, что я профессор. Все профессора вообще рассеянные. Ой, что это они делают? Хулиганы, они ломают деревья.

— Они не ломают, — успокоила профессора девочка. — Это рабочие из треста зеленых насаждений. Они просто подрезают тополя, чтобы они пышнее разрастались. Тополя каждую весну подрезают.

— А ты меня не обманываешь, девочка? — подозрительно спросил профессор. — Действительно их подрезают?

— Конечно… Это каждый ребенок знает.

— Ну ладно, — сказал профессор. — Тогда я пошел. Пойду, пожалуй, по улице пройдусь.

Надо заметить, что по улице профессор не ходил примерно уже лет десять. Обычно за ним приезжала машина и отвозила его в Академию наук или еще куда, на какой-нибудь симпозиум. И обратно отвозила тоже машина.

На улице профессор обнаружил киоск с мороженым, очень обрадовался и направился прямиком к нему, продавщица протянула профессору пломбир и вернула внушительную сумму сдачи.

— Не может быть, чтобы мороженое столько стоило, — сказал он. — Вы, наверное, ошиблись.

— Я, гражданин, никогда не ошибаюсь, — обиделась продавщица. — Можете проверить. Там ровно четыре восемьдесят.

— Тогда я еще две порции возьму, раз так, — обрадовался профессор и взял еще две порции.

— Чудак какой-то, — пробормотала ему вслед продавщица.

Через полчаса профессор встретил на улице своего коллегу профессора Венедиктова. Профессор Венедиктов был в разных перчатках: одной шерстяной и одной кожаной, и шляпа у него была надета задом наперед.

— Апрель, коллега, апрель! — закричал Венедиктов, увидав Кима Владимировича.

Ким Владимирович хотел сказать, что про апрель он первый открыл, но потом решил не спорить. Какая в сущности разница! Главное — их открытие принадлежало всем людям.

Новая секретарша

Директор и замдиректора сидели в кабинете, время от времени с надеждой и страхом поглядывая на дверь. Замдиректора посмотрел на часы и сказал:

— Что-то она опаздывает.

— Тсс! — зашипел директор, прижав палец к губам. — Не опаздывает, а задерживается.

Замдиректора вздрогнул:

— А я что? Я и говорю — задерживается.

Они помолчали.

— Ты что-нибудь слыхал о ней? — спросил директор.

— Слыхал, — прошептал замдиректора. — Трифонов, монтажный трест, с нею работал, пока его не у полили. Говорит, строгая — ужас! При ней никто и никнуть не смел.

— Ох, хоть бы скорей уже! Все лучше, чем неизвестность! — перевел дух директор.

Дверь отворилась, и в комнату вошла рыжая, ярко накрашенная женщина. Директор и замдиректора вскочили одновременно со стульев и вытянулись и струнку.

— Агния Степановна! — представилась женщина.

— Бочкин! — сказал директор.

— Парфенов! — сказал замдиректора.

— Что ж, будем работать вместе, — сказала новая секретарша. — А вы садитесь, товарищи! В ногах, как говорится, правды нет.

Директор и замдиректора осторожно опустились на краешки стульев.

— Для начала мне бы хотелось ознакомить вас с распорядком моего дня. С 11 до 12 у меня — чай. С 1 до 3 — обед. С 4 до 5 — легкий ужин. Ну и там по магазинам когда, смотря по необходимости.

Директор и замдиректора понимающе кивнули.

— Кто-нибудь из вас на машинке умеет печатать? — спросила секретарша.

— У нас главный инженер хорошо печатает, — первым ответил замдиректора.

— Вот и отлично! — сказала секретарша. — У меня все! Приступайте, товарищи!

Через полчаса директор осторожно выглянул в приемную.

— Агния Степановна, вас там какая-то Магда спрашивает. Говорит, по срочному делу. Соединить?

— Соедините!

И новая секретарша, растопырив пальцы со свеженакрашенными ногтями, сняла трубку.

Диалог с матерью

— Мама!

— Что, Сереженька?

— Зачем ты это сделала?

— Не понимаю, о чем ты, сынок?

— Не притворяйся, ты все прекрасно понимаешь. Зачем ты позвонила министру?

— Ах, министру! Может быть, для тебя он министр, а для меня просто Витька Тарасов, я его еще пот таким знала. Помню, сидит у нас на кухне, на табуретке, ноги до пола не достают, и пирог с яблоками уписывает. Уж больно он мои пироги любил.

— Мама, это было сто лет назад, а сейчас он мой непосредственный начальник.

— Очень рада за него, я всегда верила, что он далеко шагнет.

— Ты не увиливай от вопроса, зачем ты ему звонила?

— Хорошо. Раз ты настаиваешь, я скажу. Я его попросила, чтобы он не загружал тебя до такой степени. День и ночь ты пропадаешь на своем ненаглядном заводе, ты посмотри, на кого ты стал похож, на тебе же лица нет.

— Мама, ты понимаешь, что это не твое дело?

— Нет, не понимаю.

— Не понимаешь?

— Не понимаю.

— Ну хорошо, а о чем ты говорила с Евгением Петровичем?

— С каким таким Евгением Петровичем?

— Не делай вид, что ты не знаешь с каким. С моим шофером.

— Ах, с Евгением Петровичем! Так бы сразу и сказал.

— Так о чем ты с ним говорила?

— Я его попросила, чтобы он не возил на такой бешеной скорости. Я вчера специально наблюдала из окна и должна тебе сказать, что это чудовищно. У меня сердце в пятки ушло, когда ваша машина сорвалась с места.

— Мама, я тебе раз и навсегда запрещаю вмешиваться в мои дела. Я уже давно не ребенок. Слышишь: за-пре-ща-ю! Иначе я не знаю, что я сделаю!!!