Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов

Дикторы, политологи, астрологи, экономисты словно сговорились устроить соревнование — кто сильней напугает свою аудиторию. Правда, все возрастающая шикарность галстуков и роскошь костюмов на появляющихся в кадрах прогнозистах не вяжется с нарастающей апокалиптичностью прогнозов. (Апокалиптичность — проверить в словаре, может, уже внесли.) Уж если предсказываешь катастрофы и потрясения, так уж будь любезен быть органичным до конца, где язвы и струпья? где рубище и вериги? — это бы впечатляло еще больше. И раз говоришь о голоде, то не мешало бы похудеть и куда-то спрятать этот неуместный румянец, совсем не похожий на туберкулезный.

Мрачные прогнозы имеют то преимущество, что, когда они не оправдываются, общество вздыхает с облегчением. Еще никого не притягивали к ответу за то, что обещанный голод не состоялся. И, наоборот, сколько упреков обрушилось на головы тех, кто сулил изобилие.

Зима будет трудной — обещает правительство.

И, действительно, так посмотришь, трудная зима, хотя могла быть и еще труднее. Но эту промашку хочется великодушно простить.

Придется потуже затянуть пояса, божится вицепремьер, а вслед за ним госсекретарь, а вслед за ним хор всевозможных консультантов, и так этс идет по цепочке вплоть до Хрюши и Степаши, а что они, рыжие, что ли?!

Хорошо, проверчиваешь заранее две дырки в ремне на всякий случай, плюс-минус одна дырка — вполне нормальный допуск.

Но народ, говорят со вкусом дикторы и экономисты, больше не желает терпеть.

Да, не повезло демократам. На коммунистах терпение народа закончилось. На Сталина хватало, на Брежнева тоже. На Бурбулиса с Гайдаром уже не хватает. Не успел Хасбулатов еще новой дубленки износить, а широкие массы уже вопят: «Долой!»

Чем хороша демократия? Тем, что совершенно свободно можно проявлять нетерпение.

Все же мне больше по душе организованное профсоюзное движение. Авиадиспетчеры требуют повышения оплаты труда и две недели дополнительных к отпуску. Это понятно. Это вызывает уважение. Или шахтеры. Шахтеры не желают спускаться в забой меньше чем за 17 тысяч в месяц. Ни у кого не возникает никаких вопросов, кроме как — где достать эти 17 тысяч.

Но когда бесформенная толпа, называющая себя трудящимися, выходит на площадь по-возмущаться, хочется спросить наугад взятого человека из толпы: «Ты кто? Ну, кто ты? Ну, по профессии? Ну, может, ты хотя бы парикмахер? Или столяр ты? И почему ты тогда не идешь и не зарабатываешь? Ведь можно же пойти и заработать. Можно же! Ведь куда ж ни посмотри, везде требуются, требуются, требуются руки и головы».

Но нет у меня уверенности, что у человека, выдернутого наугад из толпы, руки правильно растут. Ох, нет такой уверенности…

И вряд ли голова — Дом Союзов…

Да, пенсионеры, я понимаю. К пенсионерам нет вопросов. Да, инвалиды. Да, дети.

И еще вот армия…

Но армию лучше сейчас не трогать.

Она болит.

Портфели без министров

Ничто так не укрепляет семью, как супружеские измены.

Уйти можно от кого и откуда хошь.

От слежки, от жены, от любовницы, от дедушки, бабушки, с уроков, из кино, наконец, с Конституционного совещания (это вообще раз плюнуть). Но уйти из «Московского комсомольца» невозможно. То есть почти невозможно. То есть уходить-то уходи на здоровье, но еще долго какая-то важная часть твоего существа будет возвращаться в прежние места обитания, стеная и бия себя в грудь наподобие призрака самоубийцы и, видимо, я так думаю, пугая в пустынных коридорах редакции молодых припозднившихся сотрудников.

Короче, ушел я. Еще короче — на телевидение. И уж короче некуда — на 4-й канал. Почему? Сам не знаю. Вон Лев Николаевич тоже ушел из Ясной Поляны. А я что — лысый? Сколько себя помню, откуда-нибудь да уходил. Из дома мальчонкой бегал постоянно. Ей-богу, ребята, есть во мне что-то от Толстого. Ну и от меня, конечно, уходили. Немерено. Ноги имеются, вот все и уходят друг от друга.

Короче, поманили электронные средства массовой информации. Уж как ни будь тверд человек, как ни кичись своей стойкостью, а насчет того, чтобы мелькнуть на экране, не выдерживает, слабину дает.

Что меня больше всего поражало всегда в «Останкино»? Это то, что оно большое. Такое большое-пребольшое. И вот такое огромное «Останкино» рождает то маленькое-премаленькое, что называется у нас телевещанием. Попросту говоря, гора ежедневно рождает мышь. Много мышей. Есть среди них и симпатичные. А есть — ни рожи ни кожи. И ежедневно в процессе предварительного вынашивания и последующего рождения участвуют тысячи людей. Плюс еще РТВ. Плюс, не забывайте, «Шаболовка». Всегда удивительно, когда что-то большое рождает что-то маленькое. Также и наоборот. Смотришь, крохотная женщина, а какого гигантского мужика произвела на свет. Где же он там у нее помещался? Когда что-то маленькое рождает что-то большое — это, как мне кажется, более удивительно и достойно восхищения.