Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович

Север. Едут на оленях.

ЕЛЬЦИН. Простор! (Поет.) «Мы поедем, мы помчимся…» Эх, велика Россия, а в морду дать некому! Пиши! Оленей — пятьсот копыт, собак — пятнадцать штук, ненцев — семь человек, водки — четыре ящика. Северное сияние — одно. Записал?

КИРИЕНКО. Записал.

ЕЛЬЦИН. Теперь сложи. Сколько всего получилось?

КИРИЕНКО. Много.

ЕЛЬЦИН. Быстро складываешь… Будешь у меня главным статистом!

КИРИЕНКО. Статистиком.

ЕЛЬЦИН. Это как получится… Не отвлекайся. Тундра, значит, одна, юрт — семь… Слушай, а кто у нас представляет малые народы в парламенте?

КИРИЕНКО. Малые народы и представляют.

ЕЛЬЦИН. Ну, например?

КИРИЕНКО. Агинцев и бурят, например, Кобзон представляет.

ЕЛЬЦИН. А-а… А вот этих вот… собаководов?

КИРИЕНКО. Сейчас не знаю, а скоро от них будет Виктор Степаныч.

ЕЛЬЦИН. Забавно, однако. Вот, понимаешь, страна неограниченных возможностей!.. Ты ею гордишься?

КИРИЕНКО(со вздохом). Горжусь.

ЕЛЬЦИН. То-то!

8.

В тайге. Стоят на круче у Енисея.

ЕЛЬЦИН. Вот она, настоящая Сибирь-матушка! Ею Россия прирастать будет, это я тебе говорю! Записывай: на север — тайга на четыре Франции, потом тундра на сто во-семнадцать Голландий. АО «Норильский никель» — одно, река Енисей — одна, город Красноярск — один…

ЛЕБЕДЬ(возникая за спиной). Здорово, мужики!

ЕЛЬЦИН. Привет.

КИРИЕНКО. Добрый день.

ЛЕБЕДЬ. Не уверен. Туристы?

ЕЛЬЦИН. Инвентаризация.

ЛЕБЕДЬ. Не советую. Любоваться природой — на здоровье, край наш красивый. А записывать ничего не надо. Здесь вам не тут. Это все теперь мое.

ЕЛЬЦИН. Как это — ваше? Вы, значит, объясните!..

ЛЕБЕДЬ. Туристы! Я вам все объясню. Но позже. Года через два. А пока — наслаждайтесь видами, дышите воздухом. С огнем осторожнее. Понятно? Записывать — не надо. (Обращаясь к Кириенко.) Как фамилия?

КИРИЕНКО. Кириенко.

ЛЕБЕДЬ. Хохол?

КИРИЕНКО. Примерно.

ЛЕБЕДЬ. Тогда договоримся.

ЕЛЬЦИН. Слушай, мы в России или где?

КИРИЕНКО. Или где.

9.

Вечер. Стоят на берегу Тихого океана.

ЕЛЬЦИН. Ну вот, дошли. Край земли русской. Самый что ни на есть край, дальше некуда! Записывай: океан Тихий, соленый — один, сопок крутых — двести шесть, шахтеров голодных — сто тысяч, денег — ноль, воды — ноль, света — ноль… Чтобы, значит, ничего не отвлекало от мыслей.

КИРИЕНКО. Японию считать будем?

ЕЛЬЦИН. А где она?

КИРИЕНКО. Вон, на горизонте.

ЕЛЬЦИН. Какая маленькая! Эх, повезло другу Рю! Из резиденции скомандуешь чего-нибудь — полстраны оглохло. Ногой топнешь — землетрясение. Управлять небось одно удовольствие! А у нас под Барнаулом одна деревня напилась в стельку в честь победы над Бонапартом — только сейчас узнали, понимаешь…

10.

У костра. Ночь.

ЕЛЬЦИН. Ну, Владиленыч, вроде бы все сосчитали. Красота! Сколько, говоришь, у нас субъектов этих Федерации?

КИРИЕНКО. С Чечней — восемьдесят девять!

ЕЛЬЦИН. Ты еще Эфиопию посчитай… А таких, нормальных?..

КИРИЕНКО. Это смотря у кого какая норма.

ЕЛЬЦИН. Понимаю. А все вместе — Россия! Правильно?

КИРИЕНКО. Пока да.

ЕЛЬЦИН. Ты — гордишься?

КИРИЕНКО. Из последних сил!

Елкин и Сальери [76]

1.

Кабак. За отдельными столиками сидят разные Сальери. Их монологи к концу сплетаются в один страстный монолог…

ЗЮГАНОВ.

Все говорят: нет правды на земле.
Но на земле хоть есть печатный орган
С подпискою! А выше — точно: нет!
Родился я с любовию к народу.
Ребенком будучи, когда высоко
Звучал наш гимн в убогом клубе сельском,
Я слушал и заслушивался — слезы
Невольные, но сладкие текли.
Отверг я рано праздные забавы.
Науки, чуждые обкома, были
Постылы мне. Я счастье населенью
Пайком законным выдать захотел.
Я сделался инструктором. Пальцам
Придал послушную сухую беглость —
И докторскую высидел. Я басом
Лет двадцать о народе говорил.
Бывало, что язык от долгой речи
Распухнет так, что мамочки мои!
Но я терпел. Потом великий глюк
Явился и открыл мне, что пора мне —
На самый верх пора, на Мавзолей.

ГОРБАЧЕВ.