Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 20. Аркадий Аверченко

— Товарищи! — проревел чей-то радостный голос. — Никак сам Керенский?! Важного карася поймали! Волоки его к самому к Троцкому — он за его, может, тыщу пайков отсыпет на рыло!

Повели.

* * *

Сколько времени прошло и как и по каким дорогам его вели — Керенский даже долгое время спустя не мог вспомнить.

Очнулся впервые он только тогда, когда охрана, топоча ногами, ввела его в приемную и сказала:

— Подожди тута. Сичас, брат, сам Троцкий выйдет.

— «Сам Троцкий»… — вздохнул Керенский. — Интересно, как он будет мучить меня?.. Наверное, папиросками будет жечь тело и запускать под ногти деревянные лучинки… А то и просто застрелит, как собаку.

Дверь из кабинета быстро распахнулась. Керенский покосился одним глазом и увидел в одной руке Троцкого револьвер, в другой — широкий нож.

«Начнем, пожалуй», — вспомнились ему слова Ленского перед смертельной дуэлью.

Но, приглядевшись, он заметил, что не револьвер был в руке Троцкого, а портсигар, и не широкий нож в другой руке, а самого симпатичного вида безобидная коньячная бутылка.

«Сейчас ахнет бутылкой по голове», — подумал страдалец.

— Господи! Кого я вижу! Саша, голубчик!! Какими судьбами?.. Пойдем ко мне в кабинет. Вот-то нечаянная радость! А мне как раз нынче всю ночь красный попугай снился! К чему бы это, думаю. Все клювиком меня за ухом щекотал. Ну, брат, разодолжил. Рад, очень рад тебя видеть. Как живешь? Папироску можно? Сигарку? А то, может, коньячку рюмочку трахнешь с дороги? Как дела? Да ты садись, чудак, — чего стоишь? А мы тебя, брат Саша, часто с Володей и Анатолием вспоминаем! Да-а… Хорошие времена были. Помнишь, как мы с Володькой с балкона Кшесинской мантифолии разводили… Подумать только — на четыре года моложе были. А помнишь, как ты — ах-ха-ха! — гонял министра Переверзева для анархистов помещение подыскивать? Да, брат Саша, много воды утекло.

«А он, однако же, не гордый, — совсем успокоившись, подумал Керенский словами гоголевского героя. — Обо всем расспрашивает».

— Кстати, Саша! А я перед тобой в долгу.

— А что такое?

— Да за газету-то, что вы в Праге с Зензиновым выпускали… здорово поддержали, шельмецы.

Троцкий подошел к огромному железному шкафу, звякнул около него ключами и, обернувшись, спросил:

— Сколько?

— Чего сколько?

— Сколько я тебе за газетку должен?..

— Что ты, — смутился Керенский. — Мы… совершенно бесплатно.

— Да что ты?! Прямо первый раз слышу. А с нас, брат, всякий тянет, кому не лень. И «Дэйли-Геральд», и «Юманите», и всякая там рвань. Ну спасибо. Поддержал. Да у тебя чего вид такой нездоровый? Устал?

— Да с дороги, знаешь… Кхм!

— Ты береги здоровье, Саша. Оно пригодится. Хочешь, мы тебе профессора пришлем?.. Да! А ведь я тебя забыл, шельмеца, за самое главное поблагодарить!

— А что такое?

— Да за Врангеля. Если бы не твоя заграничная работишка — едва ли бы мы с ним справились. Ловко ты его угробил.

Троцкий снова подошел к тяжелому шкафу, снова мелодично звякнул ключами и обернулся:

— Сколько?

— Чего сколько?

— Да за Врангеля. Мы, брат, в долгу никогда не остаемся — всякий труд должен оплачиваться.

— Помилуй, — смутился снова Керенский. — Да я совершенно бесплатно.

— Черт вас знает, что вы за народ, — засмеялся Троцкий. — Не от мира сего. Я понимаю, если уж продавать что-нибудь — так гони за это монету, а продавать и ничего не получать — на это способны только круглые идио… идеологи! Гм… да. Вот мы тогда с Володей маханули у этого немчуры пятьдесят миллиончиков чистоганом, глазом не моргнул, каналья, — дал!

— А вы моргали? — пошутил Керенский.

— За нас, брат, другие наморгались достаточно. Да-а… Ну а мы, брат, так вот и живем, хлеб жуем. Воюем вот все. Кстати! А ведь я тебя за главное забыл поблагодарить — совсем из ума вон. Прямо, брат, ты золотой человек у нас, на руках тебя, канашку, носить бы надо!!

— За что?

— А за резолюцию об интервенции. То есть так кстати, так кстати…

И снова около кассы послышался мелодичный звон ключей:

— Сколько?

— Лева, ты меня обижаешь…

— Ну не буду, не буду. Надеюсь, ты поживешь у нас, погостишь, осмотришься?

«Это, однако же, хорошо, — подумал Керенский, — оставят они меня у себя, а я возьму и покажусь населению. Сейчас же меня подхватят на руки, устроят восстание, свергнут советы, народ выберет меня…»

— Право, поживи. Ты не бойся, мы тебе охрану дадим — сотню красных башкир…

— От кого охрану? — удивился Керенский.

— Как от кого? От населения. Я ведь ихнее настроение знаю: увидят тебя — в клочья! И пуговицы потом не отыщешь.

— Нет, лучше я назад, за границу поеду, — печально сказал Керенский.

— И то поезжай. Там ты гораздо больше пользы принесешь, чем здесь. А знаешь, что мы сделаем? Мы тебя за границу в пломбированном вагоне отошлем. Ха-ха-ха! Вот будет штука! Они тогда нас, а мы им теперь тебя. Работай, голубчик, работай, не покладая рук!! А если там понадобятся деньжата или что…

— Лева, ты меня оскорбляешь. Я разве из-за денег? Я единственно из-за чистоты партийной программы…