Антология сатиры и юмора России XX века. Том 21

МОМЕНТ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

Вскоре после завершения странного эпизода с кипящим самоваром спецагенту Джиму Доллархайду как раз случилось небрежно пройтись по Висконсин-авеню мимо советского квартирного блока. По стечению обстоятельств он приметил как раз двух друзей, посольского шеф-повара и советника по садовым культурам, выходящих из здания, лица их были красны, костюмы влажны. «Хотел бы я знать, кто из них этот неуловимый Пончик? Впрочем, так или иначе, оба парня, выглядят довольно симпатично, хоть малость и дымятся», — так подумал наш «йаппи», молодой городской профессионал. В руках у Джима в этот момент был пакет с некоторыми лакомыми кусочками, составными йаппиевской питательной системы, а именно: салат из латука и тунца, пара крупнопомолотых булочек, кувшинчик с ореховым тофу-желе и флакончик с порошком шпанской мухи. Естественно, он мечтал поделиться всеми этими прелестями с новым своим объектом обожания, Урсулой Усрис.

Джим вообще-то был на вершине блаженства. Позавчера вдруг фортуна, вопреки всем ожиданиям, ему улыбнулась. Глухой ночью вдруг звонок из Лас-Вегаса. Мамочка и дядя Роджер хохотали, как сумасшедшие. Неисправимые представители пятидесятых, они только что сорвали банк, гигантский выигрыш в казино отеля «Цезарь». Эй, киддо, скоро получишь наш сувенирчик! Сувенирчик оказался не чем иным, как новеньким красным «Порше-Тарга». А что вы хотите сказать этой машиной, Джим, — спросил старший агент д’Аваланш. Трио Эплуайт, Элле и Макфин повторило вопрос бровями, усами, бакенбардами и родинками. Красивое чудовище, вздохнул доктор Хоб. Джим понял, что его дни в составе Бюро сочтены.

Ну так что, думал он, подъезжая к тротуару возле Кондо дель Мондо. С такой машиной и с таким другом, как Урси, я смогу легко свернуть на другую, более творческую дорогу «нового мышления».

Вдруг он увидел на углу Урсулу, разговаривающую с юным эфиопским велосипедистом. Похоже, что она была очень взволнована и меньше всего готова к тому, чтобы обеспечивать спецагенту дорогу к Новому мышлению. Джим немедленно вытащил шариковую ручку и заткнул ее за левое ухо. Далее следует то, что ему удалось уловить при помощи этого нехитрого снаряда.

Урсула. Я тебе дам двадцатку… Кулдах, еще десятку за экстра-скорость… отправишься на Лафайет-сквер… кулдах-тара-рах… это чертовски срочно!

Велосипедист. Иес, мэээм!

Урсула. Увидишь там огромного человека… не меньше трех сотен фунтов… эдакого чудилу… вот записка для него… Понял?

Велосипедист. Ничего нет легче, мээээм!

Урсула. Его имя на конверте. Мистер Фофанофф.

Велосипедист вздрагивает, точнее сказать, дрожь пробирает его от макушки до скоростных подошв.

Урсула. В чем дело?

Велосипедист. У нашей семьи фамилия — Фофаноффи…

Урсула. Мне наплевать на ваши чертовы русско-эфиопские связи, понял? Единственное, что мне от тебя надо, это скорость доставки письма этому обормоту.

Велосипедист. Иес, мэм!

Теперь мы можем предложить читателям простенькую загадку: кто быстрей домчится от Джорджтауна до Лафайет-сквера — новенький с иголочки «Порше-Тарга» или подошвы потомка знаменитых с древних лет эфиопских посланцев?

Тэдди Фофаноффи, едва достигнув Лафайет-сквера, тут же увидел в юго-восточном его углу рядом с бронзовой фигурой генерала Костюшко не менее монументальную фигуру своего адресата. Профессионализм не позволил юнцу пуститься в генеалогические изыскания: он просто передал адресату послание и растворился в предвечерней голубизне. Таким образом, уникальная встреча двух родственных кланов не состоялась, и они отодвинулись друг от друга еще на одно тысячелетие.

Глава десятая

ВЕЧЕР РЕНЕССАНСА

Всякий знает площадь Лафайет-сквер как излюбленное место протестантов. Надеюсь, не будет бестактным сказать, что и бичам она нравится. Увы, иногда нелегко отличить одних от других. Политические лозунги не всегда помогают. Например, рядом с относительно небезумным требованием вывода Соединенных Штатов Америки с территории острова Манхэттен можно увидеть относительно несусветное: «Руки прочь от моей матери, Даниэля Ортеги!» У входа в парк, прямо напротив Белого дома, лежит в спальном мешке примечательный человек, профессор астрономии доктор Астрос Звездакис. Он держит не ограниченную во времени голодовку в поддержку своих собственных требований. Ну что ж, в сравнении с другими требованиями Лафайет-сквера Звездакиевские выглядят вполне умеренными: «Немедленное и полное разоружение Соединенных Штатов!» Многолетние исследования колец Юпитера привели ученого к заключению, что мир, потрясенный внезапной беззащитностью Америки, немедленно последует ее примеру и разоружится до последнего автомата Калашникова, который и будет выставлен в музее, как реликт варварской эры оружия.