Тем более что американская медсестра Энн Ландерс обнародовала такой — видимо, медицинский — факт: «Телевидение служит доказательством того, что люди готовы смотреть все, что угодно, лишь бы не смотреть друг на друга».
Когда Пушкин высказался в том смысле, что русские люди «ленивы и нелюбопытны», Александр Сергеевич, на мой взгляд, имел в виду только мужчин.
Нет, конечно, женщины тоже бывают ленивы. Но нелюбопытных женщин — ни русских, ни французских, ни зулусских — не бывает.
В толковом словаре понятие «любопытство» имеет два толкования.
Во-первых, это — «стремление узнать, увидеть что-нибудь новое».
А во-вторых, это — «мелочный интерес ко всяким, даже несущественным подробностям чего-нибудь».
Так вот, женское любопытство — это как раз во-вторых, то есть — «мелочный интерес» и «несущественные подробности».
Впрочем, это лишь неискушенный, как и все мужчины, создатель толкового словаря полагал, что интерес может быть мелочным, а подробности — несущественными.
Любая женщина этому создателю втолковала бы, что ее интерес не мелочен, а глобален, и что нет несущественных подробностей.
Ибо как раз в этом заключается суть женского любопытства: давай подробности!
У мужчины можно как-то разграничить любопытство и любознательность.
У женщины такой грани нет.
Возбудить любопытство женщины — легко.
Удовлетворить любопытство женщины — куда труднее.
Причем все средства хороши для удовлетворения ее жгучего любопытства. А не жгучего любопытства не существует. Эта пагубная страсть именно сжигает, просто-таки испепеляет женщину.
Или вот еще выразительный словесный пассаж — «снедаемая любопытством». Да, любопытство женщину снедает, сжирает, а сама она при этом не ест, не пьет, теряет аппетит и сон, пока не удовлетворит свое любопытство.
Вообще, у существительного «любопытство» есть много прилагательных — «праздное», «пустое», «излишнее», «навязчивое»… Все они как нельзя лучше подходят женщине.
Любопытно отметить, что истинное любопытство лишено всякой конкретности и уж тем более корысти.
То есть, когда мы пытаемся что-то выяснить с какой-то определенной целью, это вовсе не любопытство, а целенаправленное действие с объяснимыми мотивами.
Подлинное же любопытство необъяснимо и немотивированно. Просто женщине нестерпимо осознавать, что где-то что-то происходит, а она не знает, где и что именно.
Более того, она и сама не знает, зачем ей надо это знать, но узнать крайне хочет!
Любопытство донимает женщину с малых лет. Причем девчонок абсолютно не устраивает народная мудрость: «Все будешь знать, когда вырастешь с мать». Еще чего — ждать так долго! Нет уж, не дожидаясь вырастания, девчонки суют любопытные носики туда же, куда впоследствии суют еще более любопытные носы женщины.
Женщина игнорирует и другую народную присказку: «Любопытной Варваре нос оторвали». В порыве безудержного любопытства она готова отдать на отрывание не только нос, но и любую иную часть тела.
А самое поразительное то, что женщина — обычно весьма пекущаяся о своем возрасте — не пугается даже такой народной страшилки: «Много будешь знать — скоро состаришься».
Ну и пусть, ну и ладно, состаришься еще неопределенно скоро, а узнать-то припекло уже сейчас!
Анатоль Франс утверждал: «Рано или поздно любопытство становится грехом».
Господи, прости женщине любопытство!
И пусть это будет ее самый большой грех.
Но впрочем, несправедливо валить все грехи на слабую женщину.
Бели быть до конца справедливым — а я в который раз заверяю, что всегда стремлюсь таковым быть, — то следует вспомнить слова большого ирониста Оскара Уайльда.
Он сказал: «Знаете ли вы, как велико женское любопытство? Почти так же, как мужское!»
Однако все-таки заметьте — не точно так же, а почти…
Не место красит человека — человек красит место.
А женщина красит не человека, и не место — женщина украшает саму себя. И занимается этим в буквальном смысле с незапамятных времен.
Я тут в очередной раз вычитал, а потом и выписал размышления древнего римлянина Квинта Септимия Флорента Тертуллиана.
Вот как он размышлял: «Убранством я называю то, что зовут женской опрятностью, а украшательством — то, что следовало бы назвать женским позором. Первое заключается в уходе за волосами, кожей и открытыми частями тела, второе — в золоте, серебре, драгоценных камнях и нарядах, то есть настоящее распутство».
Ну, положим, крутой римлянин чересчур разбушевался — позор, распутство…
Однако некоторые вопросы все же имеются.
Ведь женщина — это вполне живое и даже порой мыслящее существо. Как же, растолкуйте мне, как можно на это живое и мыслящее цеплять какие-то железки и стекляшки, словно на неодушевленную елку?!
Понимаю, обычай этот уходит в доисторическую глубь веков.
Троглодиты и неандертальцы — как женщины, так и мужчины — отгоняли злых духов амулетами из костей динозавра, пугали врагов ожерельями из клыков мамонта, а своих любимых завлекали немыслимой красотой колец в носу и перьев в заду.
Но однажды, увидев собственное отражение в ровной глади озера, мужчина шарахнулся: «Ё-мое! Чой-то у меня в ноздре? Какая гадость!»