Я думаю, многие заметили — мы живем в революцию.
Одни гундят — никогда не получалось, не надо было и начинать. Другие обещают прямо за поворотом молочные реки и кисельные берега. И вечный праздник.
И при объявленной революции заявлена свобода!
Свобода врем и всего. А особенно слова.
Боже праведный, сколько объявилось словесных умельцев! И как быстро этот словестный суп стал жижеть! Вроде перестали жить на два профиля. Прекратили искать умыслов, а допытывались замыслов. И первое время читали от названия до цены, вздрагивая, правда, иногда от свинства неподсудности.
И медленно-медленно, объедаясь прочитанным и услышанным, стали искать совпадения в любви.
Отпали модернисты — «они часто путали упражнения с творчеством».
Быстро надоели секреты о богачах и начальниках. Все поскучнело.
Кроме иронии.
Гоголь, Герцен, Салтыков-Щедрин, Зощенко, Булгаков — да что там, читающим по-русски есть на что оглянуться, к кому прислониться, посидеть в обнимку!
И в этом потоке размытых плотин, наводнении дозволенности, тепло и весело, недлинно и уверенно говорит Михаил Мишин.
Как бы для тебя, но и для себя. И для всех. И на душе становится хорошо и спокойно — все было и надо жить, потому что жить куда прекрасней, чем бояться и обижаться. И с ним это нестрашно.
Жить с ним нестрашно, с Мишей Мишиным.
В одно время.
Это была страна юбилеев. Трехсотлетие со дня основания. Двухсотлетие со дня присоединения. Столетие с момента подписания.
Пятьсот лет назад родился основоположник — всенародные торжества. Четыреста пятьдесят лет назад он умер — всеобщий праздник.
Сто тридцать лет как открылся театр.
Сто двадцать девять как в него никто не ходит.
По поводу присвоения. По случаю вручения. Окончания… Награждения…
Выделилось специальное племя юбилейных поздравлял.
Они носились с торжества на торжество, запрыгивали на трибуны и, потея от ликования, выкрикивали: «От всего сердца!.. всего коллектива!.. всего поголовья!.. всей страны!..»
И все-таки.
Среди этого океана юбилейной бессмыслицы были островки исключений.
Праздники друзей.
Или знакомых. Или просто тех, кого уважал.
Не официально, а потому что хотелось уважать. Даже иногда любить.
То были как «большие события в культурной жизни», так и скромные посиделки, о которых не знал никто,
I роме самого виновника и пяти его приятелей.
Я на этих островках был, мед-пиво пил.
И уж поверьте — там было не стыдно выступать в роли поздравлялы.
Наоборот, с радостью бы повторил.
Так что попрошу всех налить и поднять бокалы!..