Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин

Когда мой друг читает свои произведения со сцены, он смеется. Не всё время, конечно, смеется. Нет, всё время он изо всех сил старается не засмеяться, однако, местами, все-таки не выдерживает — смеется.

И зал смеется вместе с Мишиным. Кому-то, возможно, это покажется странным, а для меня — это свидетельство абсолютной честности и искренности автора. Это, если корректно такое сравнение, как бы сертификат качества производителя, который выдает потребителю лишь ту продукцию, которую он сам отведал, и она ему самому по вкусу.

Не исключено даже, что, сочиняя свои опусы, Мишин порой бегает по комнате и одобрительно восклицает «Ай да Мишин! Ай да сукин сын!»

А может быть, совсем наоборот: он жутко мучается, рвет написанное в клочки, обзывает себя бездарью.

Да, пожалуй, этот вариант достовернее. Потому что у моего друга скверный характер. Скверный не для других — для него самого. Мишин — самоед, самотерзатель и самоистязатель, вечно недовольный собой. На традиционный вопрос: «Как живешь, что делаешь?» — я никогда не слышал от него столь же традиционного для нас, грешных художников, ответа вроде «творю», «сочиняю» или хотя бы просто «пишу». Нет, Мишин скучно сообщает: «Да так, кое-что ковыряю…»

…Высшая награда, высшее признание писателя — это его слово, ушедшее в народ.

У Мишина, к моей немалой зависти, такое слово есть.

Это он изобрел слово «одобрямс», которое стало народным…

Родился в Ташкенте.

Потом переехал из Ленинграда в Москву, отметил пятидесятилетие и вернулся из Одессы.

Все, кажется.

И тут позвонили, что для книжки нужна автобиография.

В смысле, подробная.

А у меня как раз был текст — написанный к собственному юбилею, что имел место за два года до того.

За два года — ничего не прибавилось.

Наоборот, зуб вырвал.

Короче.

50

Дважды двадцать пять. Десять пятилеток. Восемнадцать тыщ двести шестьдесят три дня. С учетом високосных. Часы считать уже совсем глупо. Поэтому сосчитал. — 437712 часов. Плюс двадцать минут. Уже двадцать одна.

Теперь подробнее.

Родился в Ташкенте. Потом из Ленинграда переехал в Москву. Откуда прилетел в Одессу, чтобы отметить. Вот, собственно.

Теперь более подробно.

Родился в апреле, вернулся из Одессы и опять там оказался. В промежутках переезжал, менял и ремонтировал. Родился, переехал, женился, поменял, отремонтировал, развелся, женился, отремонтировал, поменял… И буду менять и ремонтировать уже, видимо, до последнего переезда на окончательную квартиру.

Теперь подробно.

Родился в апреле, потом не помню, потом апрель в Одессе, мне тридцать. Все мои круглые праздники почему-то в Одессе. Все мои праздники в Одессе почему-то с нулем на конце.

Двадцать лет назад та одесситочка была с такими бедрами, что казалась умной. Мама простила мне мое тридцатилетие года через три.

Папа еще был. Печени еще не было.

Хотя уже открыл всемирный закон Мишина. «С возрастом число органов в организме возрастает».

Сейчас тело ими просто битком набито.

Потом, помню, зима, потом апрель, мне — сорок.

Но не в Одессе, значит, сорока не было.

Потом, вроде, сценарий, потом, вроде, книжка, потом, вроде, Райкин…

Потом, вроде, институт. Или нет, потом «Золотой теленок». В смысле, премия. Или «Золотой Остап»? Не помню. Помню, что банкет. Банкет помню хорошо, после банкета плохо — печень уже была. Потом опять зима, потом в Одессе опять оказались одесситки.

У нас была любовь втроем она, я и печень. Как Маяковский и Брики.

Утром она, кажется, ушла к другому, кажется, к мужу. Мы с печенью несли ее чемодан. Потом не помню. Потом и вспоминать не хочу. И вот опять апрель, опять в Одессе. Дочь еще маленькая, сын уже большой. Жена — не в курсе. Печень ушла к другому.

Таков итог

А в перспективе — зима, о чем помню с каждым днем все подробнее.

Но это все-таки еще немножко потом. А пока еще — ~ тут на том же месте.

Между прошлым и будущим.

Где и встречаемся.

(Из книги «994 избранные страницы»,1999)

Перечитал еще три года спустя. В апреле, кстати.

Сын — с бородой. Дочь — звонит по телефону…

Одесса — на месте, печень — неподалеку.

Зима по-прежнему впереди.

И сам пока здесь.

И вы рядом.

Да вот еще антология.

Чего же боле?

Апрель 2003