Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 29. Семен Альтов

Пока Галя возилась с пятном, мы с Алисой смотрели телевизор и хрустели гренками. В жизни не ел ничего более вкусного!

А экран телевизора куда больше нашего! И видимость лучше.

Галя сказала, что брюки сохнут над плитой, и села к мим на диван. «Курите?» — спросила она.

— Да, — ответил я и вспомнил, что дома жена не позволяет курить в комнате, выгоняет на лестницу.

Мы закурили. При вспышках сигарет я любовался Галиным лицом.

В десять часов у Алисы стали слипаться глаза.

— Все, — сказала она, — будем спать! Уже поздно. Сейчас всем спать, а утром в зоопарк поедем! Или заплачу!

Что оставалось делать?! Я слезы не переношу…

Утром поехали в зоопарк.

Еще неделю я чувствовал себя неловко, понимал, что надо хотя бы позвонить жене! Но так и не собрался. Было много работы по дому. А я не люблю делать тяп-ляп.

Через два года Алиса пошла в первый класс.

С Галей все это время жили прекрасно. Но последнее время стали жить хорошо. А вчера я понял: все-таки мы с пей разные люди. Посудите сами: дома постоянно бардак, никогда не найдешь то, что нужно! А что за манера курить в комнате при ребенке? Сколько можно смотреть сериалы? И скажите, сколько лет подряд человек может есть гренки, гренки, гренки?!

Но, как порядочный человек, я терпел. Как можно бросить женщину с ребенком?

Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы сегодня, поднимаясь по лестнице к знакомому, я не наткнулся на маленького мальчика. Он протянул ключ и сказал: «Дядя, открой дверь!»

Замок не хотел открываться, и я понял: эта история надолго.

Орел

Кукушке подложить яйцо в чужое гнездо — раз плюнуть!

Однажды взяла и снесла яйцо в гнездо воробья. Вернулся воробей домой и видит: все яйца как яйца, а одно здоровенное, ну прямо орлиное!

— Так, — сказал воробей. — Допрыгались! А ну, воробьиха, поди сюда. Выходит, это правда?!

— Что правда? — спросила воробьиха и покраснела.

— А то, что тебя видели с орлом! А иначе откуда у нас в доме орлиное яйцо?

— Побойся бога! — закричала воробьиха. — Я не то что на орла, на слонов не гляжу! — И воробьиха заплакала.

Воробей поорал, поорал, а потом подумал: «А что, если не врет? Вдруг действительно от меня?

Вырастет с орла ростом, а глаза и клюв — мои!

Все будут говорить: «Наш-то воробей — орел!»

Адреса

Опять они задерживают рейс на Батуми! Нелетная погода. В кои-то веки собрался лететь — чем нелетная? Нико ждет. Он сказал: «Приезжай, гостем будешь!» Я так давно не был гостем. Нико говорил: Будешь пить молодое вино, есть хин… хин…» Не помню, но вкусно, наверное. Вот, адрес есть. Батуми, Тургенева, дом четыре… А квартира? Нико сказал, квартира — это и есть дом. Дом-квартира… Он сказал: «А полетим сегодня? С сестрой познакомлю».

Чудной! Я что, птица, взлетать не думая? У птицы крылья, у человека, вместо них, — голова!

А может, так и надо? Почему не сорвался, не бросил все? А что бросать? Что держит тут, кроме земного притяжения?

Почему хорошо там, где нас нет? Может и хорошо оттого, что нас нет? Прилетим, испортим, а пока там хорошо…

Загорелось! Регистрация на Владивосток.

Владивосток, Владивосток… У меня же там есть… Валентин! Вот на билете все подробно написано! Живет прямо на берегу океана. С ума сойти! Окна у Валентина выходит на океан. А мое окно никуда не выходит. Хоть окно должно выходить куда-то! Лечу! Владивосток принимает! Океан! Плыви куда хочешь, тони где вздумается. Полная свобода. Да-да-да! Послать все подальше, начать с белого листа, с понедельника на берегу океана! Какой я, к черту, программист, я в душе морской волк. Неужели там не требуются морские волки на постоянную и временную работу?

Господи, лету-то всего девять часов. Девять…

А сейчас?.. Полвосьмого уже! Значит, завтра к матери не зайду опять… Просила лампочку ввернуть в декабре. Все на мне, вплоть до лампочки!

Сашка позвонит насчет лекарства… Зачем обещал?

Завтра суббота. Это значит — к сестре. Посидеть с ее ребенком. Хоть в субботу имеет она право отдохнуть?..

О, загорелось! Посадка на рейс Москва — Париж? Вот это рейс! Париж, Па… Да у меня адрес есть. Вот. Визитная карточка. Мсье Жорж. Стояли на улице, так он, здесь я, честное слово! Мсье Жорж Латен. Адрес не прочесть, не по-нашему, но парижане объяснят они обязательно объяснят, как пройти, и я пойму. В лепешку расшибусь, но пойму. Заходить, когда буду в Париже? Чтоб я был в Париже и не зашел? Не так воспитаны, Жорж! Когда прилечу? Да вот только ремонт закончу. И дела тут. Бизнес! Составы с нефтью гоняю туда-сюда. Мани-мани! Но когда вырвусь в Париж, первым делом к вам, а потом уже к остальным французам. Оревуар, Жорж!

Оревуар… Громко сказал. Женщины покраснели — что-то им в буквах почудилось.

А что? Рвануть в Париж? Адрес есть. Приглашение Жорж сделает… На улице не останусь. Окна заклею, когда вернусь из Парижа. Жена тут не замерзнет. У нее кофта теплая. Носки из пуделиной шерсти связала. До моего приезда продержится. Ругаться не будет. Ну, конечно, заплачет. Каждый раз плачет когда из Парижа к утру возвращаюсь…

Нет, сегодня в Париж никак, вот окна заклею. В другой раз.