Читаем Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 31. Ефим Смолин полностью

Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 31. Ефим Смолин

Ефим Маркович Смолин

Санитары говорят:

— А нормальные в доме есть?

И тут как раз жена с морозца приходит. Но без капусты… Мне-то это сразу не понравилось. А санитары:

— Наконец-то! Хоть один нормальный человек! Женщина, идите сюда…

Люся говорит:

— Сейчас, разденусь только…

И со словами «сорок одежек — все без застежек…»— как пошла с себя все снимать! Шубу, платье, колготки…

Я как наброшусь на санитаров:

— А вы чего глазами лупаете?

— Ждем, — говорят, — когда она до кочерыжки дойдет…

А старший добавил:

— Будем брать всех…

Ну, вышли к «Скорой помощи». Я с Люськой, тесть с «телевизором»… И тут — хотите верьте, хотите нет —

останавливается рядом длинная черная машина, из нее вылезает — я его сразу узнал — сам премьер-министр и говорит, улыбаясь:

— Ребята, будете смеяться, у нас бензин кончился… Не отольете?

Ну, санитары — известные жлобы! Сразу:

— Нет! Сами на нуле…

А я говорю:

— Я могу отлить… Я сегодня только машину купил— по уши заправился…

Премьер оживился:

— Машину купили? Так вы новичок? Вы хоть знаете, куда вставлять?..

— А как же, — говорю, — меня заправщица научила…

И пристраиваюсь к премьер-министру.

Тут санитары ко мне бросились:

— Ты что делаешь, гад? Дома не мог?!

— Вы что, ребята, он же сам просил заправить его…

Санитары принюхались. Сначала один, потом другой:

— А ведь бензин, Федя…

— Точно! И с водкой! Я с ума схожу!

— Я тоже! Давай я тебя свяжу, потом ты меня…

Я связал их, потом тестя, потом Люську… Хотел еще прихватить стоявшего в шоке премьер-министра, но он сказал, что на своей поедет — я ж его заправил…

Эсперанто…

— Синьор! Как же это по-вашему…Ну, это… у…, а… ы… показати! Ну, тефлон! Сковородоси…Понял наконец, дубина итальянская…Ну, и сколько ты хочешь? Цифры напиши! Смотри, это понимает, курва капиталистическая… Сколько-сколько? В лирах? Она что, сковорода эта, вместе с яичницей уже?

Я говорю, у меня от твоей цены… эти… глазунио на лоб лезут, вот! Челентано отвисло… Ага, шесть тыщ, как же… А фиато с маслом не хочешь?

Ты пойми: я… я… туристо! Россини! С корабля «Петручио Первый»!.. У нас вообще этих лир нет! Ну откуда? У нас даже поэт знаешь чего сказал? Я, говорит, лиру посвятил народу своему… Да, одна у него была — и ту посвятил. И знаешь почему? Потому что в гробу он их видел, эти твои лиры вместе с твоей сковородкой… Гробано видато!..

Подожди! Куда ты уходишь? Что ты сразу от ворот Поворотти делаешь?.. Обидчивый какой. Я тебе предлагаю такой ченч: ты мне эту сковородосси, да, а я тебе — сейчас Санек поднесет — матрешку… Ну, матрешка… Tfei инглиш знаешь воооще? Это такая вумен. Но не одна, а несколько! Малмала меньше! Представляешь, ты мне всего одну, одну-единственную сковородку, а я тебе — ван вумен, ту вумен, сри вумен… Что ты мне на публичный дом показываешь? При чем тут это? При чем тут группенсекс? Что ты озабоченный такой?

О, Санек! Наконец-то! Где ты пропадал? Знакомьтесь, ребята! Это Санек, мой, так сказать, другано… А это синьор Баранио, ни хрена по-английски не понимает…

Вот, синьор, это и есть матрешка! Понимаешь? Как это — «не есть похожа»? На кого? «Ельцин»? При чем тут Ельцин? Ну это же разные вещи! Ельцин — это… это мужской матрешк… Ну, мужской! Самецо! Кобелино! Фу, дошло наконец… А это — вумен! Ну, как тебе объяснить… Ну… Наина Иосифовна…

Берешь? Ох, еле уломал, твою мазер…

По кавказским законам…

Меня часто спрашивают:

— Гоги, ты такой здоровый, наверное, спортом занимаешься?

— Занимаюсь, — говорю, — мы вместе с Вахтангом, моим другом-соперником, занимаемся.

— Что делаете? Кто больше прыгнет?

— Не-ет…

— Кто больше поднимет?

— Не-ет, дорогой, — говорю, — кто больше купит…

Я тут Вахтанга в гости позвал. Приходит — у него сразу настроение испортилось: японский телевизор увидел… Посидел чуть-чуть, быстро встал:

— Завтра к нам в гости приходите…

Приходим — перед ним большой японский телевизор, перед его женой большой японский телевизор, перед его бабушкой большой японский телевизор и еще маленький такой, как «Юность», перед кошкой стоит…

Вахтанг подбоченился, спрашивает так ядовито:

— Гоги, почему такой грустный, за меня, за друга, не радуешься?

Я говорю:

— Я не грустный, просто мне тебя жалко: посмотри на этот телевизор — где такие ненатуральные краски видел? У диктора нос синий, как баклажан…

Вахтанг:

— Где? Это? Нет, это не диктор! Это мой брат чинит, с той стороны голову в экран сунул…

Я говорю:

— Хорошо! Завтра к нам, пожалуйста…

Назавтра они с женой приходят, а у нас на столе итальянское кушанье очень модное, спагетти называется, длинные такие макароны…

Они обалдели, конечно, но виду не показывают.

Жена Вахтанга говорит так ядовито:

— Ва! Эти спагетти-шмагетти… Жую-жую, по вкусу резину напоминает…